С помощью Игоря Круглов медленно поднимается, валится в старое плюшевое кресло.
— Что вы делаете с собой? — беспокойно глядит на него Игорь.
Круглов не отвечает. Глаза его закрыты, костистый подбородок упрямо выдвинут. По запавшим щекам бегут капельки пота.
— Дядя Георгий… Может, вам доктор нужен? Я позвоню папе на работу…
— Нет, — говорит Круглов, вздохнув. — Не нужен мне доктор. Все прошло… Знаешь что? Давай-ка пойдем погуляем.
— Давайте! — обрадовался Игорь. — А то вы уже пять дней сидите в комнате, совсем не выходите…
— Пять дней? Ты ведешь счет? — Круглов привлек к себе Игоря, смотрит на него, держа за плечи. — Игорь, могу я на тебя положиться?
— Да, дядя Георгий!
— Сегодня ведь семнадцатое? — помолчав, продолжает Круглов.
— Да. Семнадцатое августа.
— Ну вот. Завтра… или лучше послезавтра ты отправишь заказной бандеролью пакет, который я оставлю тут на столе.
— Разве вы… вы уезжаете?
— Нет… Пойдем погуляем, дружок.
Они спускаются с веранды. Скрипят у них под ногами ракушки, устилающие дорожку сада. Выходят на улицу, и яростное солнце заставляет Круглова остановиться и крепко зажмуриться. А когда он открывает глаза, он видит, как там, внизу, в сверкающую солнечными бликами бухту втягивается белый теплоход.
— Это «Балаклава», — говорит Игорь. — Она приходит по средам в шесть вечера. Водоизмещение двенадцать тысяч.
— Все-то ты знаешь, — ворчит Круглов. — Посидим лучше в саду. Очень жарко.
Ранним вечером на веранде Черемисин читает газету. Ася накрывает на стол.
— Давно не было такой жары, — говорит она, принеся из кухни супницу. — Игорь! Обедать! Позови дядю Георгия.
Круглов выходит из своей комнаты, садится за стол.
— Что пишут в газетах, Михаил? — спрашивает без особого интереса.
— Да все то же. Волнения в Южной Африке. Волнения в Северной Ирландии.
— А в этой… Колумбии одна женщина родила пятерых, — сообщает Игорь. — Сейчас по телеку говорили.
— Вечно смотришь самые глупые передачи, — ворчит Ася, наливая в тарелки дымящийся суп.
— Почему глупые? — вскидывается Игорь. — Нормальная передача. «Новости».
— Когда женщины много рожают — это хорошо, — говорит Круглов, принимаясь за еду. — Это, как говорили в старину, богоугодное дело.
— Я не про то, что рожают, — несколько раздраженно говорит Ася. — Я о том, что детям нельзя смотреть все подряд. Есть детские передачи, вот их и смотри.
— Про зайчиков, да? — сердится Игорь. — Про сороку-белобоку?
Тут у садовой калитки постучали колотушкой. Игорь бежит открывать.
— Это дом Черемисиных? — доносится до веранды высокий женский голос. — Скажите, пожалуйста, у вас живет Георгий Круглов?
У Круглова взметнулись брови, когда он услышал этот голос. Он спускается с веранды навстречу молодой женщине, идущей за Игорем по садовой дорожке. На ней тугие джинсы и белая курточка.
— Юра!
В ее бурном порыве к Круглову — что-то отчаянное, как у тонущего, устремившегося к спасательному кругу. Дорожную сумку она просто бросает, Игорь подхватывает ее. Женщина утыкается лицом Круглову в грудь, ее плечи вздрагивают.
— Галочка, — тихо говорит Круглов. — Как ты нашла меня?
Она поднимает мокрое от слез лицо.
— Как нашла? Мне позвонил Змиевский… А ему — Мария Васильевна… Только она не знала номер дома… я прошла всю улицу Сокровищ моря…
— Зачем ты приехала?
— Ты смеешь спрашивать, зачем я…
— Тихо, тихо. Пойдем ко мне.
Круглов берет ее, плачущую, за руку, ведет через веранду в свою комнату, на ходу пробормотав извинение. Игорь ставит ее сумку в углу веранды и снова спускается по скрипучим ступенькам.
— Почему ты не ешь? Игорь! — окликает сына Ася.
— Потом, — отвечает тот, отступая в тень вечереющего сада.
— Ну что ты скажешь? — Ася, поджав губы, смотрит на мужа.
— Какое у нее лицо, — тихо говорит Черемисин.
— Хоть бы поздоровалась с нами. Однако у твоего старого дяди довольно молодые знакомые — ты не находишь?
— Может быть, это его жена.
— Значит, по-твоему, он сбежал от жены? Какой резвый дядюшка!
— Перестань, Ася. Разве ты не видишь, у них что-то произошло.
— Вижу, вижу. Я все вижу. — Ася придвигается к Черемисину и умоляюще шепчет ему на ухо: — Миша, ты не сердись… но я хочу, чтоб твой дядя поскорее уехал…
— Перестань.
— Да, да, знаю, он брат твоей мамы и так далее… Но ты пойми… он вносит в нашу жизнь какую-то смуту. Так спокойно было до его приезда… Так хорошо мы жили, когда не знали его…
Звук открываемой двери. Круглов выпускает из своей комнаты Галину, они выходят на веранду.
— Я должна извиниться перед вами. — На милом лице Галины появляется смущенная улыбка ребенка, знающего, что его простят. — Меня зовут Галина Куломзина. Георгий Петрович так неожиданно уехал, что вызвал беспокойство среди своих друзей… Вот… Пришлось мне срочно приехать… Так трудно было достать билет на «Балаклаву»…
— Садитесь, пожалуйста. — Черемисин поспешно подвинул к Галине плетеное кресло.
— Вы, наверное, голодны. Налить вам супу? — спрашивает Ася.
— О, не беспокойтесь! Только чашку чаю. Или, если можно, кофе. — Галина вынимает из сумочки сигареты. — Разрешите?
— Да, конечно. — Черемисин засуетился в поисках пепельницы. — Вы извините, у нас дом некурящий… вот в блюдце можно…
— Спасибо. — Галина чиркает зажигалкой.
Некоторое время все молчат. Из кухни доносится жужжание кофемолки. Круглов с отсутствующим видом сидит в углу веранды, глядя в темный сад.
— У вас такой красивый город, — нарушает молчание Галина. — Только утомительно… все вверх, вверх…
— Да, — кивает Черемисин, улыбаясь. — К Карабуруну надо привыкнуть.
— Миша, — говорит Круглов, — нельзя ли где-нибудь по соседству снять для Галины комнату?
— Комнату? — У Черемисина очень озадаченный вид. — Сейчас уже поздновато…
Неловкая пауза.
— Не знаю, Юра, зачем тебе этот театр, — резковато говорит Круглову Галина и с силой расплющивает в блюдце недокуренную сигарету. — У тебя в комнате достаточно места.
— Да, да, — подхватывает Черемисин, — можно поставить еще койку… у нас есть еще одна. Да, Ася?
Ася только что появилась на веранде, неся поднос с кофейником. Она неловко двинулась, зацепившись фартуком за спинку кресла, — ах! — с грохотом полетел с подноса никелированный кофейник, брызнули осколками чашки.
Галина, испуганно вскрикнув, метнулась в угол, где сидит Круглов.
— Никто не обжегся? — спрашивает Черемисин.
