Но вот могучий Урун-Бурун поднял руку, а тщедушный Жрец пронзительным, хорошо слышным голос прокричал:
— Падите на колени, бурундцы! Великий вождь Урун-Бурун будет говорить! Предстоит свершить Справедливость.
Озноб пробежал по спине Анда, когда он опускался на колени рядом с рухнувшей на траву матерью.
— Начинается. Мать все чуяла,- прошептала она.
Заговорил Урун-Бурун. Голос у него был резкий и хриплый, словно он, окунувшись в реку, долго простоял потом на холодном ветру.
Начал он с прославления племени бурундцев, нераздельно владеющего рыбными богатствами реки-кормилицы; о священной, объединяющей всех ненависти к иноплеменникам; о силе единства. Потом, рукой подняв всех с колен, закричал, что богатства нагло крадут у бурундцев вешние с другого берега.
— Да будут презренны воры и разбойники с берега вешних!- визгливо вставил Жрец.- Да не простится никому из истых, одаренных ненавистью бурундцев прикосновение к руке любого из презренных вешних!
Мать восприняла эти слова как угрожающее предисловие к казни виновного, которого сейчас извлекут из толпы. И она уцепилась за Анда.
Анд был готов ко всему.
— Ни крика, ни стона, ни мать, ни один из бурундцев не услышат от Анда, — сквозь зубы процедил он только ей понятные слова. Голубые, широко открытые глаза юноши встретились со взглядом узко посаженных на бородатом лице вождя черных глаз, которые словно искали Анда в толпе.
Так оно и было! Вождь рукой указал стражникам на Анда.
Толпа шарахнулась в стороны, когда стражники направились к застывшему юноше, готовому к тому, что ему скрутят сейчас руки за спиной и поволокут к пьедесталу.
Но первый стражник лишь положил тяжелую руку ему на плечо, а второй, зайдя сзади, больно ткнул кулаком в спину.
Анд смело направился к вождю. Как повелось у бурундцев, ему дадут сказать свое слово перед тем, что ему уготовано. И он скажет, скажет все про Жреца, да и про послушного тому вождя.Поведает бурундцам о добре, которого стаскивают к Жрецу, о жестоких расправах с непослушными Урун-Буруну, о другой жизни, которой жили предки, которых надлежит считать «ненавистными», как и вешних. Анд готов был говорить.
Но заговорил, будто хрипло лаял, Урун-Бурун, указав перед тем Анду на место рядом с собой.
К удивлению юноши, при первых же словах своих он положил ему руку на плечо.
На лающем, понятном бурундцам языке он говорил о юноше, не так давно повторившем клятву кровной ненависти к вешним и мести за погибшего отца, ставшем в передние ряды ненавидящих.Настала пора свершений. Пусть прольется кровь за кровь!И пусть этот ненавидящий юноша пойдет впереди всех в набеге на вешних,который вождь провозгласил на площади. Смерть расхитителям рыбного богатства! У них следует отнять рыболовные снасти как принадлежащее бурундцам Добро, ибо ни о каком другом Добре говорить никто не смеет! Вождь призывал уничтожить всех вешних, если они не покорятся! И завтра, перед утренней зарей, всем славным бурундцам предлагалось вслед за представленным им юношей по прозвищу Кудряш переплыть реку и громить врагов. И каждый из бурундцев, как и Кудряш, может выбрать себе по вкусу любую из вешнянок, что до сих пор так бесстыдно дразнили мужественных мужчин славного племени своей гибкостью, гуляя на вражеском берегу.
Анд вздрогнул при этих словах. Уловив это, Урун-Бурун больно сжал корявыми пальцами его плечо.
— Тем более что кое-кто вешнянку уже выбрал и дорогу к ней через реку проложил, — хриплым шепотом произнес Урун-Бурун в ухо Анда.
Анд смотрел на толпу и видел перекошенное ужасом лицо матери. Она не могла слышать последних слов вождя и ждала начала казни, тем более что подручные жрецы блеснули острыми ножами, пригодными для надрезов на коже.
Но Урун-Бурун неожиданно отпустил всех бурундцев с площади, наказав вооружиться к завтрашней заре и быть готовыми к набегу.
Отпустил он и Анда, загадочно подмигнув ему и добавив несколько смачных безнравственных слов.
Человек хуже зверя, когда он зверь!
Рабиндранат Тагор
Всю ночь Анд шептался с матерью. До зари, в то время, когда Анд прежде вплавь отправлялся к Дому до неба, он захватил отцовскую дубинку, хранимую как память о погибшем, и вышел к берегу. Там уже толпились вооруженные палками и железными прутьями бурундцы, ожидая Кудряша, как приказал им Урун-Бурун.
С горьким чувством вошел Анд в воду. За ним следом, стараясь не вызвать всплеска, устремились и бурундцы, предвкушая радость насилия во время набега, о чем потолковали на берегу, перекидываясь короткими лающими фразами.
Анд считался искуснейшим пловцом и, конечно, намного опередил всех. При мысли о дубинке,что тянулась за ним на привязи, на ум ему пришли слова какого-то древнего философа: случись после двух страшных мировых войн третья, главным оружием во всех последующих уже будут дубинки. Человечество избежало третьей войны между народами, но безумно продолжало вести истребительную войну против Природы, вызвав последствия не менее ужасные, чем мировая война, которой все страшились.
В легком тумане берег вешних казался близким, хотя до него надо было еще плыть.
В мутной мгле Анду почудилось движение. Сделав несколько взмахов руками, он рассмотрел стройную вешнянку. Ничего не подозревая, она зачерпывала кувшином воду из реки, чтобы отнести ее домой, быть может, детям.
Эта мысль обожгла Анда.
Выскочив на берег, он до смерти перепугал ее своим криком:
— Бежать! Да-да! Спасаться! Предупредить всех! Да-да! Набег!
Бурундцы отстали от первого пловца, не разобрав его слов, но визга перепуганной женщины не могли не услышать.
Вешнянка опрометью бросилась к домам. Анд устремился за ней, чтобы предупредить внезапность падения. Конечно, он заслужит этим казнь на площади Синей травы, но им владело лишь одно чувство: он не может и не должен никого убивать!
Становилось светлее.
Навстречу юноше бежал,размахивая дубинкой,бородатый здоровяк,не уступавший ростом Анду, но вдвое тяжелее.
Он не слушал предупреждающих криков Анда. Тяжелая дубина опустилась на юношу, и, не подставь тот под нее свою дубину, схваченную за оба конца, как обучил его, еще мальчишку, отец, на этом бы кончилась повесть об Анде.
Ярости бородача не было границ. Он не ожидал такой ловкости от юного налетчика и обрушивал на него удар за ударом.
Анд едва успевал увертываться, не нападая сам.
Перед юношей был опасный противник, и он старался держаться к нему лицом.
