— Да, так кстати об анекдотах, — продолжил Сунита прерванный сменой вахты разговор. — Года три назад вольный бард Юрата Барвит провёл на Снежане оригинальное исследование по возникновению и распространению анекдотов…
— Тот самый? — удивлённо спросил Ноали. — Провозгласивший себя вдохновителем течения нового романтизма?
— Не знаю. Наверное. Я в поэзии не очень-то силён. Где он сейчас, что с ним и почему он задержался у нас тогда на полгода, я тоже не знаю. Может быть, он искал здесь вдохновение, а может, просто не успел к отбытию транспорта, и ему пришлось ждать следующего рейса. Впрочем, это не важно. Главное, что он остался.
Ярек уменьшил экран заднего обзора, затем легонько попробовал крылья «махаона». Огромная тень на снежной равнине послушно ушла в сторону и вернулась на своё место.
— О! Наш пилот, кажется, начинает приходить в себя! — послышалось сзади.
Ярек развернул кресло, чтобы видеть и рубку, и обзорные экраны.
— Сколько уже прошли?
— Восемь тысяч, — ответил Ноали.
Ярек присвистнул.
— Хорошо идём. Если курс верен, часа через три будем над базой… Так что там насчёт анекдотов?
— Ах, да! — воскликнул Сунита. — Итак, я остановился на том, что Юрата Барвит остался на Снежане наедине со своим вдохновением. Я так думаю, что именно оно, впрочем, может быть, наоборот — его отсутствие, натолкнуло Юрату на подобное исследование. Как раз в тот момент Друа проводил какой-то тонкий эксперимент и затребовал от Совета наложения вето на Д-связь, так как возмущения, возникающие при проколе пространства Д-посылкой, мешали ему. «Добро» он получил, и наступили три месяца Большого снежанского молчания.
— По-моему, речь шла об анекдотах, — заметил Ярек.
— Я как раз к этому и подхожу, — кивнул Сунита. — Итак, как я уже сказал, наступило Большое снежанское молчание, которое для намеченного Юратой исследования оказалось прямо-таки на руку. Он исходил из тривиального соображения, что анекдоты знают все, а конкретных авторов никто. Население в ту пору на Снежане было маленьким, тысяч пять, своего рода замкнутый мирок, на три месяца оторванный от остального мира. И, тем не менее, в этом замкнутом мирке появлялись анекдоты. Заинтригованный безымянным народным творчеством, Юрата и предпринял поиски таинственных авторов. И начал методический опрос: кто, от кого и когда услышал новый анекдот. Вначале цепочка его расследования оканчивалась экипажем последнего транспорта или Д-связистами, ссылавшимися на разговоры с другими внепланетными станциями. Однако, со временем, по мере отдаления момента отбытия транспорта со Снежаны и последнего сеанса связи, цепочка всё чаще стала замыкаться сама на себя. Причём, чем Юрата был несколько обескуражен, она иногда замыкалась на нём самом. Тогда Юрата прекратил всякое посредничество в передаче анекдотов, и тут случилось невообразимое. Последние в цепочке всё чаще стали утверждать, что впервые анекдот услышали именно от него, а с датами стал твориться такой бедлам, что Юрата в отчаянии вынужден был забросить свои опросы. К счастью, к этому моменту на Снежану прибыл транспорт с водой, и Юрата поспешно ретировался. По его же выражению — пока ещё не успел сойти с ума.
— Ну, а мораль? — спросил Ярек.
— Мораль?
— Выводы, если тебе так больше нравится.
— Ты, как всегда, забегаешь вперёд, — сказал Сунита. — Я ведь ещё не закончил. Где-то через полгода после этого в «Литературном вестнике» появилась статья Юраты Барвита под несколько пространным названием: «Некоторые соображения по вопросу возникновения юмористических форм народного творчества». В ней, пытаясь хоть как-то объяснить результаты своего исследования, Юрата, здесь надо отдать ему должное, иронизируя над собой, ссылается на вмешательство — ни много, ни мало — чуждого разума.
— Да… — протянул Ноали. — Не ново и даже более. Старо!
— У тебя есть свои соображения на этот счёт? — усмехнулся Сунита.
Ноали пожал плечами.
— Не совсем мои, но есть.
— Ну-ну?
— Хорошо. Вот, пожалуйста, анекдот. Экспромтом, правда. Три студента штурманского факультета защищают курсовую работу по звёздной картографии. «Нами исследована звёздная система такая-то, имеющая одну планету. Параметры звезды такие-то, параметры планеты такие-то». Председатель комиссии спрашивает: «Планета, обнаруженная вами, соответствует стандарту Грейера-Моисеева о возможности углеродной жизни. Согласно положению, вы имеете право дать звезде под номером таким-то и её планете имена собственные. Какие имена вы им дали и, если возможно, объясните, почему?» Студенты и отвечают: «Планету, ввиду того, что она покрыта глубоким слоем снега, мы назвали Снежана. А звезду, по обычаю, именем древней богини Корриатида».
Ноали умолк и насмешливым взглядом обвёл слушателей.
— Гм… Всё? — недоверчиво спросил Сунита.
— Всё.
— А… где же смеяться?
Ноали рассмеялся.
— Я ведь предупреждал, что это экспромт. Не было такой богини Корриатиды. Были кариатиды, вторая буква «а», одно «р» — жрицы-храма Артемиды. Позднее так стали называть скульптурные изображения стоящих женщин, поддерживающих, подобно атлантам, своды зданий. Анекдот, конечно, никудышный, но на его примере я просто хотел показать, что у анекдотов нет авторов. Есть просто курьёзные обстоятельства, которые, передаваясь из уст в уста, обтачиваются до анекдотов. Кстати, из-за этой ошибки бедным студентам с трудом засчитали курсовую работу.
— Да, — прицокнул языком Ярек. — Был у меня почти аналогичный случай… — Он мельком глянул на экраны и осёкся. На экране заднего обзора, медленно удаляясь, уплывал за горизонт купол базы.
— Так сколько у нас по расчётам до базы? — прищурившись, спросил он у Ноали.
— Около одиннадцати тысяч.
— А прошли?
— Почти девять.
— Какие точные данные, — сквозь зубы процедил Ярек. Он резко повернулся вместе с креслом и заложил «махаон» в крутой вираж.
— Что ты делаешь?! — только успел крикнуть Сунита, как его выбросило из кресла. Противоположная стена рубки, самортизировав, мягко приняла его.
— Что делаю? — зло переспросил Ярек и включил круговой обзор. — Не хочу стать поводом для очередного анекдота. Посмотри налево.
«Махаон», круто накренившись, разворачивался, и по левому борту медленно перемещалось изображение базы.
— Не знаю, как ты, — прогнусавил Сунита, смотря за перемещением базы, — а я уже, кажется, стал этим поводом. — Сидя на полу, он сморкался кровью. — Это же надо, в абсолютно мягкой кабине умудриться расквасить себе нос!
