- Знаешь, я ведь не всегда был золотоискателем. Перед этим я грабил могилы, был хуагеро. Теперь я с этим завязал, потому что индейские духи этого не любят.
- Я и сам занимался этим в Линеа Виеха, но нашел всего лишь никому не нужные черепки.
- Значит, ты выбрал паршивое место. В Таламанка, с другой стороны полуострова, жило много индейцев, так что имеются и захоронения: практически во всех есть золото, а в горах - так самые настоящие сокровища.
Он мне рассказывает историю одного испанца, известного среди хуакьерос.
- Парень отправлялся в Таламанка, где еще проживают племена диких индейцев, и каждый раз возвращался с сумасшедшими вещами: с масками, статуэтками. Поговаривали, будто он обнаружил легендарный город, в котором индейцы прятались от испанцев. Но однажды он не вернулся. Уж слишком круто он вел себя с индейцами. Видно они и прибили его там, в горах, чтобы никто больше туда не добрался.
В его рассказах множество легенд и преувеличений, но иногда встречается и правда. Он же рассказывает и про лагуну Чокуако, затерянную где-то посреди полуострова.
- Там имеется богатющая жила, но ее присвоил силой один тико, которого называют Барбароха, настоящий сукин сын, крутой и опасный.
* * *
Последующие дни проходят в том же самом ритме. Золото добывается регулярно, вот только одно мне кажется странным: пока что мы извлекаем один золотой песок, очень редко маленькие самородки. Меня это удивляет, потому что, когда работаешь в верховьях реки, их должно быть больше, причем, крупных, таких, какие он показывал мне в Карате. И у меня начинают появляться сомнения к Эль Гато. Время от времени я осторожно слежу за ним, но, поскольку он работает босиком и в шортах, я не слишком понимаю, каким образом мог бы тот воровать. Этот вопрос сильно интересует меня, но прямо об этом ему говорить не хочется, чтобы не насторожить раньше времени.
Однажды утром, когда я осторожненько навожу разговор на эту тему, появляется какой-то тип с мулом.
Увидав его, Гато довольно урчит, все бросает, подбегает к нему и целует. Он чертовски возбужден. Индеец пялится на них, ничего не понимая. Я тоже подхожу - они как раз торгуются.
- Сколько у тебя осталось?
- Два галлона. Это последние, но гварро отличное.
- Продай мне оба.
- Нет, могу продать только литр. Мне нужно еще кое с кем здесь встретиться, а они платят очень хорошо.
- Заплачу, сколько пожелаешь, только, ради Бога, про- дай все.
И он бегом направляется в джунгли, где прячет бутылку, в которой держит все свое золото. Я же тем временем осматриваю пришельца. Тот снимает с мула две пичингас, трех с половиной литровые пластиковые бутылки. Я сразу же узнаю их по запаху. Это продавец контрабандного гварро, очень гадкого крепчайшего самогона, который нелегально гонят крестьяне. В котел бросают всего понемножку, а потом еще доливают 90-процентного спирта. На мозг действует как страшный яд.
Гато возвращается еще более возбужденный, в руках заполненная золотом бутылка.
- Говори цену, плачу!
После мастерски проведенных торгов Гато отвешивает ему сорок граммов золота в обмен на ценные бутыли. Цена совершенно невообразимая, раз в пятьдесят превышающая стоимость этого дерьма. Только Гато на все наплевать, он готов продать отца, мать, жену и детей, даже самого себя - лишь бы заполучить пойло. Продавец еще не успевает отъехать, как Гато садится на камень и начинает хлестать из бутыля огромными глотками.
За два дня он сам высасывает все эти семь литров. Я не пью, индеец тоже. Два дня, в течение которых он будет вопить, блевать, падать, ходить под себя - короче говоря, самый настоящий хлев. Первого бутыля ему не хватает до конца дня, поэтому он шатается по лагерю, ломает всякие вещи. Приходится защищаться от его пьяных нежностей; наконец-то он заваливается, но потом просыпается, вновь делает громадный глоток, спотыкается и валится на землю. Следующие два дня он валяется в дичайшем бодуне, с ценной бутылкой, прижатой к груди, при этом он ведет осмысленные разговоры и поет песни. Время от времени в приливе энергии он поднимается с самыми серьезными намерениями, но к счастью долго не может удержаться на ногах.
Все эти два дня я не работаю, разве что промываю парочку катиадорас. Ожидаю, когда у Гато все пройдет. Я знаю, что пожилые пьяницы иногда могут выдерживать много кое чего, но этот мужик меня буквально потрясает.
Индеец не спускает с него глаз, поднимает его с земли, не позволяет уходить далеко от лагеря - все это выдает долголетний опыт. Второй галлон осушается в средине третьего дня, и, икнув в последний раз, Гато падает без сознания. Индеец поднимает его будто тряпичную куклу и ложит на кровать. Мне интересно, в каком же состоянии Гато проснется.
На следующее утро, бледный, в заблеванной одежде, тот хриплым голосом зовет индейца:
- У меня все в голове крутится, принеси мне бутылку.
После чего снова дает храпака, а индеец объясняет мне, что после такого вот запоя, единственный способ вернуться к норме - это продолжать пить, только понемножку, клин клином. Поэтому он отправляется за выпивкой в Карате.
* * *
Решаю идти с ним, чтобы узнать дорогу. Чтобы добраться до Карате, нужно пройти мимо хижины Мигеля, а кроме того, хоть разок я пройдусь через джунгли без опасений заблудиться.
Индеец трогает рысью. Теперь мои ноги в лучшем состоянии, они покрылись роговым слоем, так что теперь я могу без проблем равняться с ним. Еще я беру у него мачете, чтобы делать значки на деревьях для возвращения. Через три часа мы у Мигеля: насколько же это ближе по прямой! Но я уже валюсь без сил, поэтому ожидаю возвращения индейца здесь, с Мигелем и его девочками.
Тот не останавливается и убегает дальше, не сбавляя скорости. Я же делаю для себя запас травки, моя почти закончилась. все рады встрече со мной, а Роза говорит, что я похудел. Рассказ о пьяном в дрезину Гато всех веселит, зато известие о смерти Чато печалит. Индеец возвращается перед самым закатом. Как это можно, что он так быстро обернулся? И даже не запыхался. я предлагаю ему остаться здесь на ночь.
- Мне надо идти, мой хозяин болен, я нужен ему.
- Но через десять минут станет темно, болван! Куда ты хочешь идти?
Он просит Мигеля дать ему свечку и устраивает себе фонарь из консервной банки, в которой вырезает с одной стороны дырку. Потом берет эту свою "галогенку", махает мне рукой на прощание и исчезает в темноте. Раз он может, так я тоже! Иду за ним.
Гато понадобился целый день, чтобы прийти в себя. Он сидит на кровати со стаканом в руке, отпивает понемножку и не отзывается на вопросы.
А на следующий день он уже в форме, и мы можем возвратиться к делу.
