По берегу продвигаюсь короткими бросками. Заранее отмечаю для себя какую-нибудь точку: кокосовую пальму, большой камень, куст на расстоянии метров в сто, после чего старался до нее добраться. Все эти короткие отрезки преодолеваю, стараясь не терять избранной силы с глаз. Потом ложусь, чтобы набраться сил, и вновь отправляюсь: пальма, камень, пальма. Каждый этап, это победа, которая прибавляет сил для последующей, только вот остановки становятся все длиннее. Но я заставляю себя двигаться дальше, ибо, если задержусь надольше, то так здесь и останусь. Часто я испытываю сильное искушение поддаться, но жажда выбраться отсюда, желание увидать Диану толкают меня вперед. И наконец я добираюсь до Карате.
* * *
Салтарана меня не узнает. Я весь в грязи, уже пять недель не брился, исхудал, глаза горячечно блестят. Он идет за мистером Биллом.
Канадец забирает меня к себе. Обеспокоенный моим состоянием, он предлагает утром отправить меня в Сан Хозе на само- лете Компании.
Рано утром забираю свои чистые вещи, оставленные у Салтараны. Джинсы свисают мешком, высокие ботинки натягиваю с огромным трудом. Долго-долго бреюсь, а увидав в зеркале свое лицо, понимаю теперь изумление Салтараны я и вправду выгляжу как мертвец. Револьвер отдаю Салтаране.
В самолет сажусь под ироничным взглядом Факинга. Этот сукин сын рад видеть меня в таком состоянии.
* * *
В Сан Хозе фургонетка Компании забирает нас из аэропорта и подбрасывает на центральную площадь, где у канадцев находится офис - метрах в пятидесяти от отеля "Америка". Эти последние метры кажутся мне особенно длинными и занимают массу времени. Хозяин, ошарашенный моим видом и состоянием, помогает мне подняться по ступеням, ведущим к конторке администратора. Здесь меня ожидает письмо от Дианы, из которого узнаю, как можно с ней связаться.
Прошу девушку набрать номер.
- Алло?
- Привет, красотка.
- Ты где?
- В Сан Хозе, малыш. Слушай, не задавай мне вопросов, я болен. Хватай такси и подъедь за мной в отель "Америка". Поспеши, малыш.
Я ложу трубку. Эти несколько слов совершенно обессилели меня, но я счастлив - сейчас я увижу Диану.
Она появляется через несколько минут. Как только она меня видит, улыбка с ее лица тут же исчезает.
- Дорогой, что с тобой случилось?
- У меня малярия. Страшного ничего нет, но мне нужен отдых.
Ее прекрасные зеленые глаза все еще ищут мужчину, с которым она рассталась пять недель назад. Диана хочет броситься мне в объятия, но я ее отталкиваю, зная, какой я грязный и вонючий.
В такси, везущем нас к Жан-Полю, Диана прижимается ко мне, и я вижу, что она с трудом сдерживает слезы. Когда мы уже на месте, она помогает мне выйти из машины. Затем усаживает меня в кресло, целует в лоб и идет приготовить ванну. Потом возвращается и нежно раздевает меня, осторожно снимая ботинки, потому что ноги у меня распухли и страшно болят.
Через полчаса я уже чистый и даже начинаю походить на человека. Закутанный в халат, пью чай. Диана сидит напротив и присматривается ко мне. Оба мы чувствуем себя не в своей тарелке. Никто не осмеливается начать разговор о моей болезни. Понятно, что Диана увидала, как я похудел, только вот догадывается ли она, насколько паршиво я себя чувствую? Отдаю ей банку с золотом и уже собираюсь было рассказать про Гато, как чувствую подступающий приступ и, не в силах сдержать дрожь, роняю чашку.
- Пошли, ляжешь, - говорит Диана.
- Не беспокойся, это всего лишь приступ малярии. Тут уж ничего не поделаешь.
Потом приезжает Жан-Поль. Он тоже потрясен. Под кучей наваленных на меня одеял я должен выглядеть еще более истощенным. Он оттаскивает Диану в сторону, не осмеливаясь расспрашивать ее при мне, а кроме того, как и большинство гомосексуалистов, панически боится заболеть.
Он же вызывает врача, своего приятеля, проживающего напротив. Добряк измеряет мне температуру и быстренько прослушивает. Его диагноз: заразная горячка. После чего он настаивает на том, чтобы перевезти меня в больницу. Я уже знаком с больницами Третьего Мира в Африке, Азии и Латинской Америки и как-то не горю желанием возобновлять это знакомство. Я знаю, что со мной и прекрасно могу вылечиться сам, а там меня способны только прикончить.
- Но ведь это глупо, - уговаривает доктор, - вы нуждаетесь в постоянном уходе. Нужно сделать анализы, чтобы идентифицировать вирус. К тому же, он может быть заразным, вы не имеете права отказываться от госпитализации.
Меня убеждают не рассудочные слова доброго доктора, а молящий взгляд Дианы, желающей, чтобы я согласился.
В больнице Кальдерон Гуардиа доктор устраивает все формальности, а я в это время прощаюсь с Дианой. Лежу на носилках, держа ее руку в своих, и пытаюсь ее успокоить. Ее прекрасное лицо залито слезами. До меня сейчас доходит, как сильно я ее люблю. Только-только я вернулся к ней, как приходится снова прощаться. Сердце сжимается от жалости.
- Не бойся, я выкарабкаюсь.
Доктор разговаривает с коллегой по профессии, и во взгляде пришедших за мною медсестер вижу, что они уже поставили на мне крест. Для них я просто живой труп. Они забирают меня, а Диана остается в коридоре и только смотрит, как меня отвозят. Последний раз махаю ей рукой, и она заливается слезами.
Чтобы мне хоть немного стало легче, санитар делает мне антишоковый укол - единственное лечение, которое я получу за десять дней пребывания тут. Пока молоденький врач оформляет мою историю болезни, меня взвешивают: шестьдесят два килограмма. За пять недель я похудел на двадцать восемь кило!
Меня помещают в одноместную палату, как раз напротив большого зала, где сейчас темно и тихо. Вечером маленькая, пухленькая медсестричка приносит мне ужин: делаю пару глотков и тут же все вырываю. Мне дают успокоительное и снотворное. Прошу увеличить порцию, зная, что мой организм, привыкший к наркотикам, на подобные средства не реагирует. Нафаршированный порошками, я засыпаю под щебет толстушки.
Она же будит меня на следующий день, к обеду. Девочка милая, но уж больно болтлива. Она счастлива, что может поговорить с иностранцем, и засыпает меня вопросами про Париж и полуостров Оса. Я перестаю ее слушать, потому что из зала напротив до меня доносятся странные звуки. Это что-то вроде громкого хрипа. Прерываю словесный поток моей медсестрички и спрашиваю:
- Кто это там так хрипит?
Широко улыбаясь, она открывает дверь. В зале двенадцать коек, а на них дюжина умирающих, которые ожидают смертного часа под крестом, висящим на стене. С одной из коек как раз и раздается заинтриговавший меня хрип. Весь этот зал - это предбанник смерти, сюда помещают больных, у которых нет ни малейшего шанса на выздоровление.
