А полчаса спустя он уже стоял на трибуне в Доме пионеров и, глядя в темный зал, где видны были только блестящие глаза, говорил с увлечением:
— Вы, ребята — большинство из вас, — родились в степи и по-настоящему не знаете, что такое лес. А лес, должен вам сказать, интереснейшая вещь, и не только для урожая, не только для климата, но и для вас — молодежи. Вы ходили когда-нибудь за грибами? Нет, конечно. А встречали вы настоящий малинник, где ягоды можно обирать горстями? А случалось вам быть в лесу на охоте или проводить военную игру, или путешествовать по компасу в чаще, или просто играть в прятки за стволами?.. Я слышу, вы смеетесь. Вы думаете: "Когда лес вырастет, нам будет не до пряток". Согласен с вами: лес растет недопустимо медленно, не по нашим темпам. Надо искать и создавать новые деревья, чтобы они росли быстрее вас, чтобы вам не приходилось их дожидаться. А вы хотите мне помочь? Хотите? Только нужно работать по-взрослому, всерьез, не бросать, если наскучит. Помнится, лет тридцать пять тому назад, когда я учился в приходской школе, мне очень хотелось поскорее стать большим и принять участие в настоящем деле. Правда, тогда, до революции, нелегко было найти настоящее дело. А у вас таких возможностей непочатый край.
"Главное, чтобы люди с душой взялись" — в этом Кондратенков был убежден. И у каждого встречного он искал путей к этой самой "душе", которую так нужно было зажечь.
Конечно, это не всегда удавалось. Вот, например, в одном лесничестве в Воронежской области, после двухчасовового разговора о гнездовых посадках, директор питомника, усталый и обрюзгший человек с аккуратно подстриженной, холеной бородкой, уверенно возразил:
— Для того чтобы ниспровергнуть законы науки, нужны убедительные эксперименты. Где они? Покажите мне взрослые деревья, выросшие в гнезде.
Директор был убежден, что он сразил приезжего. "Покажите мне взрослые деревья" — разговор откладывался на ближайшие десять лет. Но Кондратенков через голову скеп; иха обратился к лесникам:
— А что, деды, разве в вашем лесу нет такого места, где желуди осыпались, проросли сами собой и молодняк не пропалывался?
И, конечно, лесники вспомнили. Хотя лес содержался в образцовом порядке и от дерева до дерева было не меньше полутора метров, но в сорок втором году, когда близко был враг, на седьмой просеке не закончили расчистку, и там выросли безнадзорные дубы.
Час спустя Кондратенков уже стоял на седьмой просеке, где в рост человека поднималась дружная поросль молодых дубков, а директор, пряча в землю глаза, неуверенно говорил:
— Безусловно, это наглядно, но все-таки мы не можем в этом году. У нас этот вопрос не включен в план научных работ.
Очевидно, бумажную душу этого человека можно было пронять только казенной бумагой.
И снова шли выступления, и споры, и доклады, и горы писем, требовавших ответа, и снова беседы, и снова объяснения… А маленький Андрюша, наслушавшись разговоров о росте деревьев, вызвал скандал в детском доме, обругав приятеля "клеточным тургором". Слово было непонятное и потому казалось очень обидным. Андрюша и сам не знал, что это такое. Просто он недавно выучился чисто выговаривать букву "р", и ему очень понравилось звучное слово: "тургор"(Тургор — внутреннее давление клеточного сока. От него зависит упругость тканей, рост клеток и движения растений, например закрывание листьев у мимозы.).
Вернувшись в Москву, Кондратенков разослал самым надежным корреспондентам семена быстрорастущих пород, известных ранее и недавно выведенных: тополя канадского, лиственницы, белой акации, тополя быстрорастущего. А сам приступил к организации двух питомников: одного — под Москвой, а другого-на левом берегу реки Урала. Это было очень трудное время в жизни Ивана Тарасовича. Трудное потому, что нужно было продолжать работу с прежним напором, а показывать было нечего. И все чаще в коридорах министерства, посмеиваясь, останавливали Кондратенкова недоброжелатели — нашлись и такие среди учрежденческих агрономов. Это были ученые от канцелярии, люди, гордые своим дипломом, но, кроме диплома, не имевшие за душой ничего и крайне оскорбленные тем, что Кондратенков вводит в "священную науку" "неграмотных, — как они выражались, огородников и дровосеков".
— Ну, как у вас дела, дорогой Иван Тарасович? — говорили они с мнимой предупредительностью. — Всё упорствуете? Ну, ну… А вы слыхали последний доклад профессора Рогова? Любопытно у него получается.
Действительно, работа Рогова продвигалась вперед, и, честно говоря, даже гораздо быстрее, чем предполагал Кондратенков. Иннокентий Николаевич успешно провел свою индийскую экспедицию, привез семена шестнадцати пород гигантских быстрорастущих бамбуков, в том числе трех видов, еще никем не описанных, и очень удачно акклиматизировал их на отведенной ему опытной даче в Колхиде.
В эту пору в печати частенько появлялись статьи Рогова, главным образом о росте экзотов (то-есть чужеземных растений), написанные характерным для профессора спокойным, несколько старомодным стилем с периодами ка полторы страницы. Затем в "Известиях Академии наук" было напечатано пространное сообщение о гибридах бамбука: профессор Рогов скрестил цейлонских гигантов с малорослым курильским бамбуком и получил удачное сочетание — быстрорастущую, крупную и выносливую породу.
А что мог противопоставить этому Кондратенков? Он терпеливо объяснял, что ждет успеха в конце будущего года, что лесопосадки только разворачиваются; нужно, чтобы деревья тронулись в рост, и тогда уже выбирать из них лучшие, те, которые могут служить материалом для выведения быстрорастущих пород. Это были разумные рассуждения, но все-таки только рассуждения, только обещания. И многие пожимали плечами, а другие посмеивались.
— Неудачный партизанский набег на науку! — язвили они.
Можно представить себе, как обрадовался Иван Тарасович телефонному звонку Жолудева, того самого инструктора ЦК партии, который присутствовал на памятном совещании в министерстве. Оказывается, в ЦК следили за работой Кондратенкова, интересовались подробностями.
— А на шушуканье, — сказал Жолудев, — вы не обращайте внимания. Делайте свор дело. Мы вам доверяем и поддерживаем вас. Сострить можно по любому поводу — и за и против. Но это всё слова. А вы на их слова — фактами, фактами…
Неожиданно быстрый успех принесла Кондратенкову Дуся Голубцова.
В сущности, Дусю Голубцову надо было бы называть Авдотьей Ильиничной — в ту пору ей исполнилось тридцать пять лет. Она была уже директором МТС и матерью двух детей, но все-таки вся страна называла ее уменьшительным именем, как бы в память о тех годах, когда впервые прославилась упрямая и настойчивая девушка Дуся, во что бы то ни стало решившая стать трактористкой.
