— Откуда же эта напасть?! — воскликнул князь, пораженный.
— Рыбаки мне когда-то говорили… Однажды ночью раскрылись небеса и огненная капля упала на остров. Она сожгла все живое и принесла с собой этот туман. И от нее пошел тот странный и страшный, тусклый и завораживающий свет, что мерцает ночью в самой глубине этой проклятой каменной сковороды! — Умирающий говорил трудно, с одышкой. — Вы не должны оставаться здесь на ночь! Смотрите, солнце уже опускается! Бегите отсюда, или вы погибнете, как все мои товарищи! Ибо раз побывав в этом тумане, вы уже обречены.
— Он прав! Нечего сомневаться! Бежим отсюда! — воскликнули дружинники, слушавшие этот разговор. — Такая смерть — что может быть хуже для воина, который должен с оружием предстать на том свете.
— Берите этого человека и быстро на берег! — рявкнул Бор.
— А вдруг болезнь с него перейдет на нас и мы так же помрем? — выразил общее сомнение один из гребцов.
— Он нас предупредил, и уже за это мы ему по гроб обязаны! Кладите его на плащ! — И конунг скинул наземь свой плащ.
Но только подняли двое воинов легчайшее тело несчастного, чтобы переложить, как он дернулся, вскрикнул, изогнувшись всем телом, и изо рта хлынула потоком густая черная кровь.
— Кончился! — угрюмо промолвил Гунн, концами грубых пальцев прикрывая веки умершего. Князь мельком глянул на уже низко сидящее солнце.
— Костра нам ему до заката не сложить, да и тащить с собой уже нет смысла. Дайте мне топор, а сами идите и спускайте корабль на воду поживее!
Все с облегчением, глядя на заходящее светило, кинулись к берегу, а Гунн, отдав свой топор предводителю, медленно пошел последним.
Оставшись один, князь наклонился к мертвецу, желая покрепче запечатлеть в памяти черты предостерегшего их человека. Он заметил на исхудалом пальце кольцо с печаткой: перстень сошел легко, и князь спрятал его в пояс, рассчитывая передать кому-нибудь из близких покойного. Взамен он вложил в коченеющую руку старую монету — для потустороннего перевозчика мертвых. Затем, оглядевшись и увидев разлапистую, корявую сосну, он одним махом топора снес мохнатый сук и укрыл им тело от птиц.
— Прощай, Байдур! Пускай твой дух не преследует нас за то, что мы не предали твое тело огню или земле! — И быстрым шагом он двинулся нагонять товарищей.
На берегу дружинники уже изо всех сил толкали неожиданно крепко засевшую ладью — она точно вросла в землю, и только когда озерный конунг присоединил мощь своих мышц, она легко стронулась с места и сошла на воду. Прямо из воды все поспешно вскарабкались на борт корабля и стали его разворачивать; в этот момент солнце коснулось водной глади.
— Смотрите! — вскрикнули несколько гребцов, когда ладья повернулась к острову кормой. Оглянувшийся через плечо конунг увидал, как из-за береговых скал неожиданно быстро выползли щупальца сиреневатой дымки, казалось, светящейся изнутри, независимо от лучей заходящего солнца. Точно живые существа они облизывали камни, клубы тумана расползались все шире. Наконец он достиг берега, занимая все новое пространство, и застыл ровно, по самой кромке воды, мутной, шевелящейся сиреневой стеной. Ладья покачивалась в двух десятках саженей от этой призрачной ограды.
— Скорее, нужно уйти как можно дальше от скал, пока не наступила темнота! — вывел всех из заторможенного состояния голос Бора. И никогда ладья не шла так быстро, грациозно облетая стоящие на пути коварные камни, как в этот сумеречный час.
— Теперь — к Йемсалу! Мы должны поспеть туда завтра днем! — сказал конунг.
Они радовались, избегнув страшной участи на Ятхольме, и весла так и летали в руках. С рассвета они шли курсом на северо-запад, направляясь к Йемсалу — Священному острову, цели своего плавания.
В полдень завиднелся и низкий берег, образованный растресканными гранитными глыбами, оглаженными волнами. Все ближе они, и на их темной поверхности различимы даже светлые рисунки человеческих и звериных фигур: таинственные древние знаки острова.
— Знаки! — с благоговением прошептали вполголоса несколько гребцов. На веслах, опустив парус, они вошли в уединенную бухту. В ней белая песчаная полоса вдоль камней и почерневший деревянный причал облегчали подход. Коснувшись бортом пристани, ладья качнулась, и не успел канат обвиться вокруг сваи, как настил заскрипел под тяжестью шагов богатыря-конунга.
— Мы сейчас идем вглубь, к Хороводу, чтобы спросить Оракула! — сказал князь, обращаясь к своим людям. — Половина вас остается здесь, под командой Айсата, так как Гунн пойдет со мной. Мы возьмем припасов на два дня — охотиться здесь запрещено обычаем предков. Помните об этом и остающиеся!
— Бор, мы не нарушим заветы заповедных мест! — отвечал за всех Айсат — средних лет широкоплечий дружинник с кустистыми бровями северянина.
Махнув на прощание рукой, князь и с ним остальные двенадцать человек цепочкой углубились в лес по узкой, извилистой тропе, шедшей между вековых сосен. В лесу дышалось как-то по особому покойно, точно сень вечного мира овевала эти священные места. Среди стройных корабельных стволов иногда мелькал силуэт зверя, забывшего страх перед человеком; в глубине крон пели птицы. На солнечных полянах горели цветы. Большая часть острова была заповедна и не населена, хотя на другом его конце приютилась пара деревенек, принадлежавших волхвам Оракула и местным рыбакам.
Тропа все время шла в гору по пологому склону, то там, то здесь виднелись глыбы камня. Наконец на вершине холма вековой лес расступился, и перед глазами столпившихся на опушке дингардцев открылось просторное дерновое, каменистое поле. Посередине его возвышались громадные, вертикально установленные камни, высотою в три человеческих роста. Эти гигантские, плохо обтесанные глыбы, которых Бор насчитал двадцать три, образовали хоровод, застывший на века и тысячелетия. Сумрачным величием веяло от этого грубого древнего сооружения.
— Вот он, Хоровод Сейдов! — напряженно прошептал Талма. Тесной группой приблизились они к исполинскому каменному кольцу, и тень его пала на них.
— Давно, слышал я, стоят эти камни… — промолвил задумчиво Бор, притрагиваясь ладонью к шершавой поверхности гранитной глыбы. — Ты, Гунн, помнишь предания о них?
— Слыхал я, что в давние времена обитали тут повелители камней, великаны-сейды. Водили они меж собою хороводы. Но как-то раз обидели чем-то Властелина великих камней, прогневался он, и тень бога опустилась на них. И тогда обратились они в камень, и стоят по сей день!
