Все посторонние пускай очистят кабинет, — сказали из кресла, — а ты, Иван, докладывай по порядку.
Богатырь отдышался и доложил. В кресле помолчали, потом принялись звонить куда-то по разноцветным телефонам. А потом заулыбались.
— Иди, работай спокойно, людей не бала муть, — разъяснили Ивану. — Помалкивай, словом.
А с Людоедом и без тебя разберутся. Скажу по секрету, это вовсе и не людоед никакой, а племянник одного заслуженного работника. Он вот-вот и сам остепенится… Понял? Ну, а если не остепенится, значит, серьезно нарушен обмен веществ. Значит, лечить надо, а это уж не по твоей части.
— Дак… съесть же может, — не понял Иван.
— Ну и съест одного-другого, что ж, значит, судьба. Но одного-другого, не больше, потому что в противном случае — язва… И вообще что ты бегаешь по всяким пустякам, работать мешаешь? Смотри, Иван!
А Людоед ел людей пачками. По городу поползли нехорошие слухи. Дескать, народ стонет под игом, а Богатырь занял позицию стороннего наблюдателя.
Несколько раз Иван порывался плюнуть на все и зашибить Людоеда. Но до дрожи в коленках пугали последствия. Премии лишат, с должности снимут. А может, и того хуже…
Тут как раз Ваньке повышение вышло — в Старшие Богатыри произвели. И оклад соответственно изменился.
А Людоед тем временем знай себе лютует, и никакой на него язвы. Все окрестности опустошил, того и гляди, в черте города питаться начнет.
И взыграло ретивое! Вышел Богатырь во чисто поле с голыми руками и вызвал Людоеда на смертный бой. Страшно, конечно, было, но было и нечто посильнее страха.
Бился Богатырь с Людоедом три дня и три ночи. То казалось, один одолевает, то — другой. Но все на свете кончается. Кончилась битва, вернулся Ванька в город с победой. А там уж против него общественное мнение сформировано. Такой, мол, сякой, редчайший экземпляр загубил. Представляющий научную ценность. Мол, чтобы бороться с людоедством как явлением, надо всесторонне исследовать его механизм, а на ком теперь исследовать-то.
Да нет, ничего такого страшного с Богатырем не сделали, кроме оргвыводов.
— Мы тебя выдвинули, мы тебя и задвигаем, — сказали ему из кожаного кресла, — так что гуляй, Ваня.
Остается добавить, чтобы получился, как положено, более или менее счастливый конец, что того, который сидел в кресле, скоро проводили на заслуженный отдых. Кончилось его время. И теперь по всему городу висят объявления: «Требуются богатыри, жилплощадь предоставляется». Но никто не идет.
А Ванька снова выучился чертить, и его теперь на богатырскую должность ничем не заманишь.
Все было, как обычно. После работы Антон забрал Верку из садика, потом заскочил в магазины за хлебом и молоком и в семь часов уже сидел перед телевизором. Шел очень ответственный матч, и Антон был рад, что удалось провернуть все вечерние дела и успеть к самому началу.
Он поставил перед креслом табуретку, на нее тарелку со вчерашней или позавчерашней похлебкой. Насыщался, не разбирая вкуса, и неотрывно смотрел на экран. Звук был приглушен, Антон давно уже знал всех игроков из той и другой команд, и дикторское словоблудие его раздражало.
Уже вторую неделю они жили с Веркой одни. Мама Зоя взяла посреди зимы отпуск и укатила в Цхалтубо лечить органы движения на целых двадцать четыре дня, старшая дочь Зина перебралась на это время к бабушке. Антон не возражал, ему некогда было каждый день готовить для Зины разнообразную пищу, а сам он прекрасно обходился супом, которого хватало на целую неделю. Кстати, Зинаида суп вообще не признавала и могла, пожалуй, рядом с тарелкой этого варева помереть с голоду. А Верке ничего не нужно было готовить, разве что чай вечером, ну и еще чего-нибудь немудрено в субботу и воскресенье. Верку хорошо кормили в садике и ругались, когда заботливые родители портили детям аппетит по утрам…
Когда-то Антон и Зоя учились в институте на одном курсе. Причем именно Антон делал для своей будущей жены все контрольные и курсовые, а не наоборот. Ей вообще туговато давались науки. Но после третьего курса Антон ушел из института по принципиальным соображениям. Он вдруг почувствовал, что никогда из него не получится настоящего специалиста в избранном деле, а быть очередной посредственностью не хочется. И никто не мог его переубедить, заставить переменить необдуманное решение. Мол, получи диплом, а потом иди куда вздумается, нигде не пропадешь.
Когда Антон вернулся из армии, Зоя в аккурат вышла на диплом. Тогда они и поженились. И провели медовый месяц за кульманами. Большую часть расчетов и чертежей сделал Антон. Зоя благополучно защитилась, и они уехали по распределению. Предприятие было новым и довольно перспективным, молодым специалистам сразу давали хорошие должности и квартиры. Антон поступил на завод учеником.
В ходе первого года совместной жизни у них появилась Зинка. «Ну, появилась и появилась», — так отреагировал на это знаменательное событие Антон. И ничего особенного не почувствовал. Ему в ту пору было двадцать три года, он любил возиться во дворе с пацанами, запускать вместе с ними воздушного змея, играть в футбол.
Поближе к дочери и внучке перебрались Зоины родители. Они купили частный домик на окраине и надолго забирали к себе маленькую Зинку. Родители не возражали, девочка была довольно-беспокойной, а им попервости хотелось жить, как и прежде, беззаботно. Девочка прекрасно чувствовала себя в бабушкином доме, росла здоровенькой, и Антон считал, что так и должно быть в дружных семьях. Зоя, по-видимому, тоже так считала. Уже через несколько месяцев она вернулась на завод. Антон к тому времени вполне освоил профессию, трудился в передовой бригаде, и его ничуть не смущало то обстоятельство, что жена на служебной лестнице выше его на несколько ступенек. Ведь они-то с ней прекрасно знали об истинных способностях друг друга, которые не зависели от наличия или отсутствия синенькой книжечки с гербом.
Зоя оказалась перспективным работником. Ее назначили старшим инженером, потом руководителем группы. Потом еще кем-то. Она пыталась заставить мужа восстановиться хотя бы на заочную учебу, но он только посмеивался, не видя в этом решительно никакой необходимости. Ему нравилась его чисто мужская работа, нравилась не зависимая от настроений начальства жизнь. Несколько раз ему предлагали перейти в другой цех и самому стать во главе одного из участков, разумеется, при условии, что он через какое-то время одипломится, но он всякий раз отказывался, ссылаясь на свою полную неспособность руководить кем-то, кроме себя. Скоро он всех в этом убедил, и заманчивые предложения иссякли.
