Так что же именно дал Оракул?
Знание обстоятельств и времени собственной смерти вряд ли можно считать благодеянием. Мы к этому не привыкли. И скорее всего не привыкнем - что день и час известны заранее. Это психологически неприемлемо. Мы не так устроены. Оракул, конечно, может рассматривать человечество как единый механизм и предупреждать о поломках мелких деталей - когда и как. Ради бога. Пусть. Но есть вещи, которые отвергаются нами сразу. Окончательно и в любой форме. Никакой компромисс невозможен. "Бойня пророков" ярко свидетельствует об этом.
Что еще?
"Философский камень" как был, так и остается тайной за семью печатями. И, судя по всему, пребудет в этом виде до скончания мира. А может быть, и дольше. Хотя рецепт его прост. Даже чересчур. А именно. Берется то-то и то-то, с ним производится такое-то и такое. Добавляется пятое, десятое, тридцать первое. Посыпается толченой паутиной. Сверху сажается черная кошка. Только обязательно кошка, а не кот, и непременно с голубыми глазами. Айн, цвай, драй!.. Цилиндр поднимается, из него вылетает жирный голубь. Вуаля!.. Один процент всех атомов замещен - соответствующими соседями по таблице. Ловкость рук и никаких синхрофазотронов.
Итак - что? "Роса Вельзевула", собранная Брюсом? Мы знаем: она смертельно опасна. Мгновенная гибель Зарьяна с сотрудниками не оставляет сомнений. Странно, что самому Брюсу удалось. Корпус, где вскрывали его тигель, теперь торчит, как гнилой зуб, посередине черного пятна. Даже трава не растет в радиусе около двухсот метров. Но это и все, что мы знаем. Нет защиты - мы просто не можем ее исследовать.
Об апокалипсисе уже говорилось.
И о крахе ЕАКС тоже.
Может быть, единственное благо, которое принес Оракул, это "вечный хлеб". Зеленая, нитчатая масса, похожая на застойные водоросли. Ее выловил Каменский в ранних сеансах. Самый первый успех. Самый памятный. Но опять же. Мы до сих пор толком не разобрались, что это такое. Хотя и делаем. Все по тому же универсальному рецепту. Берется то-то и то-то, с ним производится... добавляется... вуаля!.. Получается нечто. Причем по нашим представлениям о том, что такое белковый организм и жизнь вообще, это нечто не только не может расти и размножаться, но даже просто существовать сколько-нибудь короткое время. Кажется так - водоросли буквально впитывают в себя все известные виды энергии: радиационную, магнитную, тепловую, вероятно, даже гравитационную, и непосредственно преобразуют их в органическую массу, насыщенную глюкозой и протеинами. Культивирование "хлеба" не требует особых затрат. Белки легко усваиваются. Дополнительная обработка не нужна. Развивающиеся страны выращивают его тысячами тонн. Проблема голода таким образом полностью решена. Но совершенно очевидно, что эта проблема могла быть решена уже давно средствами самой Земли просто за счет отказа высокоразвитых стран от некоторой части материальных излишеств.
Разумеется, Оракул дал очень многое.
Мы, например, узнали, что мы не одни во Вселенной. Это факт колоссального значения. Мы узнали, что эра компьютеров - сплошное заблуждение. Есть другой путь. Более перспективный. Мы вынуждены теперь пересматривать некоторые, казалось бы, незыблемые, научные догмы. То есть, толчок сильнейший.
Однако.
Все эти знания человечество получило бы и так, в процессе естественного развития. Конечно, позже, но зато самостоятельно и, надо думать, без глобальных потрясений.
Вопрос о цене - вот что следует решить в первую очередь. Кормушка или катализатор? Оправданы ли жертвы? И стоит ли платить вообще?
Ясно одно: отказаться от Оракула волевым усилием, уничтожить его, захлопнуть дверь, вероятно, уже нельзя. Это будет означать поражение. Какими бы вескими доводами его не мотивировали. Нельзя сказать: "Мы не понимаем и не поймем никогда". Ибо, сказав это, человечество просто перестанет быть тем, что оно сейчас есть.
В ров набралась дождевая вода. Я ушел по колено. Вода была бурая и очень холодная. Деревянные подметки увязли. Я с трудом выполз по липкому скату.
Хермлин ждал наверху.
- Я еще жив...
Чуть отдышавшись, мы вытащили Катарину. Она сразу легла на скользкую землю - руки вдоль тела. Сказала, закрыв проваленные глаза:
- Это все-таки модель... Второй апокалипсис... Краускас прав - он оперирует крупными структурами...
Я опустился на колени и поднял ее обритую, колючую голову.
- Наверное, Оракул не замечал нас... до сих пор... Муравьи и блохи... Анатоль, что там было с "Гулливером"?..
- Бредит? - шепнул Хермлин.
- Нет, - сказал я.
- Анатоль...
Какой-то мужчина плюхнулся в ров. Пыхтя, пересек. Увидел нас шарахнулся. Так и ушел по дну, за изгиб, шумно расплескивая воду.
Мне не нравилось, как мы сидим. Слишком открыто. Минут пятнадцать назад, расколов громом небо, над нашими головами прошла и загнулась вверх тройка истребителей. По-моему, я различил на крыльях голубые эмблемы. Кто его знает. Я не был уверен, что представление окончилось. Или - что кончилось везде одновременно.
Впереди, задрав широкие гусеницы, громоздился танк в черно-зеленых разводах. Он рвался сюда, и его подбили. Квадратная башня съехала, на боку зияло оплавленное отверстие. Мы перебрались под защиту брони. Катарина еле двигалась. У нее был сильный жар. Она дрожала. Стучали зубы. Броня была холодная и влажная. В облупленной краске. Пахла дымом. И весь день, затянутый редким туманом, тоже был холоден и влажен. И пах дымом. Струилась легкая морось. Солнце мутным пузырем повисло над равниной. Раньше здесь была сельва. Гилея - дождевой лес. Капало с широких листьев. Орали сумасшедшие попугаи. Питоны на дне зеленых сумерек переливали долгие тела через завалы гниющих корней. Теперь - никаких следов. Выжженная пустыня. Рвы, ежи, надолбы. Тут бомбили, обстреливали и опять бомбили. Зарывались в землю и опрокидывали ее многотонными фугасами. Воронки, окаймленные желтой глиной, уходили в туман на горизонте. Брели люди. Много людей - в полосатой одежде. Группами и поодиночке - вся равнина, под серым бесчувственным небом. Возвращались в город. Клейст все-таки не ошибся. Он умер. Последний "пророк". И Водак умер тоже. А я остался, и осталась Катарина, и даже Хермлин. И многие другие, кому он предсказал. Зачем это Оракулу - личные прорицания? Я плохо знал Клейста. Как и всех семиотиков. Каста. Но я хорошо знал Водака. Он говорил, что мог бы уйти. Еще тогда. Они погрузились и наладили грузовик. Мотоциклисты выскочили неожиданно - с двух сторон. Он бы запросто ушел - поднялась паника. Крутились колесом. Надо было стрелять. А кругом - люди, безоружные...
Недалеко от нас, раскидав ноги, лежал мертвый солдат. В их форме. Каска свалилась, и льняные волосы прилипли к земле. Я отвернулся. Я знал, что это копия, но все равно не мог смотреть. Раньше я никак не относился к Оракулу. Беда ученых - бесстрастное отношение к объекту исследований. Привыкаешь. Режешь собаку, как пластилин. Вдруг и Оракул бесстрастен? Я ненавидел его.
