Запыхавшись, подбежали Коля и Сэм. Они принесли несколько кусков брезента.
— Заклеивай двери! — крикнул Седых. — А вы, товарищ Кандербль (Седых впервые назвал американца “товарищем”), попробуйте связаться с Вандермайером.
— Иес, сэр!
Кандербль побежал к стеклянной будке; оттуда уже слышались настойчивые звонки.
— Эй, Сэм, за склеивающим составом, бегом! — скомандовал Иван Семенович.
Андрей и Коля натягивали брезент. Видимо, вода быстро наполняла вокзальные помещения; дренажный слой с каждой секундой размывался все больше, двери уже гнулись под напором воды. Вся платформа была теперь покрыта водой, быстро стекавшей в трубы Арктического моста.
— Плохо, — проворчал Седых. — Скорее надо! Эй, живее, Сэм!
Американец и так бежал со всех ног.
— Что ты принес? Мало здесь состава.
— Больше нет, — пояснил запыхавшийся Дикс.
Седых и Андрей переглянулись. Остановить воду нечего было и думать.
Бегом приближался Кандербль.
— Ну? — вскинул брови Седых.
— Иес, сэр. Звонил товарищ Вандермайер. (Кандербль тоже впервые назвал своего помощника “товарищем”.) Он сообщает, что несчастье очень велико. Взорвана скала у набережной, разрушена дренажная стенка.
— Почему взорвана? — мрачно спросил Седых.
— Подрывники не имели разрешения, но ссылаются, что при взрыве присутствовал мистер Стэппен Корнейв, — сухо сказал Кандербль и опустил голову.
Все молча принялись заклеивать дверь.
— Состава тратьте поменьше, берегите на все двери. Пусть вода немного проникает. Выдержим как-нибудь…
Из переговорной будки опять неслись звонки. Кандербль, скользя, побежал по платформе.
Послышался треск. Одна половина двери, не выдержав могучего потока, внезапно распахнулась. Оттуда с ревом хлынула вода. Она обрушилась на платформу, запрыгала каскадами по ступенькам и наконец сорвалась вниз на рельсы. По дну воздушного шлюза, устремляясь в туннель, мчался пенящийся поток.
Все переглянулись. Перехватив взгляд Андрея, Седых покачал головой:
— Нет, Андрюшка, без электричества воздушный шлюз нам не закрыть.
Появился Кандербль.
— Товарищи! — крикнул он. — Вандермайер только что сообщил мне, что привокзальная площадь вся затоплена водой.
— Воды сто метров над головой! — проговорил Коля.
— А ты не хнычь! — закричал на него Седых. — Берись, ребята, за большой брезент! Законопачивай большую пробоину. На судне и не такие дыры задраивали.
Андрей, Коля и Сэм взялись за брезент с одной стороны, Седых и Кандербль — с другой. Дружно ринулись они под огромную, с силой бьющую струю. Голос Ивана Семеновича заглушал рев воды. Он приказал сначала склеивать верх брезента с притолокой двери. Добраться до притолоки было почти невозможно. Тогда Иван Семенович вошел в струю, прочно уперся ногами, ухватился руками за косяк и приказал Коле лезть к нему на спину. Вода, разбиваясь о плечи старика, вздымалась фонтанами, но не могла сдвинуть эту словно чугунную фигуру.
— Есть! — крикнул Коля, спрыгивая на пол.
Пять человек, напрягая все силы, стали охватывать струю брезентом.
— Дружно, крепко, разом! — кричал Седых.
— Есть разом! — отзывался Андрей.
Наконец удалось приклеить особым, не растворимым в воде и быстро схватывающим составом еще одну сторону. Вода надувала пластырь, стараясь сорвать его. Била она теперь со все возрастающей силой, не прямо, а вкось.
Неравная борьба с водой двух американцев и трех русских длилась около часа.
Брезент выглядел теперь безобразно вздувшимся пузырем, из-под которого все же хлестала вода.
Едва люди закончили свою работу, как затрещали вторые двери. Они тоже были готовы вылететь под напором воды.
— Тащи сюда выломанные створки, подпирай ими! — Седых подбежал к дверям и уперся в них плечом.
Использовали изломанную половину первой двери как подпорки.
— Андрей, в случае чего передаю тебе команду, — сказал Седых. Потом обратился к Кандерблю: — Как Вандермайер?
— Я сообщил ему, что у нас слишком мало склеивающего состава. Но нам едва ли можно ждать от него помощи. Он сказал, что мы должны продержаться несколько суток. — Углы губ американца опустились. — Может быть, трое, а может быть, четверо… Он поднял весь город, но ни за что не ручается.
— Не продержимся, — спокойно сказал Седых. — Вот он, напор-то… Все увеличивается. Двери выломает, заклеивать нам нечем…
— Да, пожалуй, это верно, — согласился Андрей.
Кандербль перевел их слова Сэму. Тот молча кивнул головой.
Все впятером стояли посредине платформы, и эти минуты бездеятельности казались людям странными после отчаянных попыток остановить воду.
Вода все текла и текла, исчезая в туннеле.
— Пойди свяжись с Москвой! — приказал Седых Андрею.
В тот же момент что-то затрещало. Все бросились к дверям, грозившим открыться. Снова Седых уперся плечом, но дверь подпереть больше было нечем. Кандербль беспомощно оглядывался по сторонам; на мгновение он задержал свой взгляд на черных отверстиях туннеля.
— Какое замечательное сооружение! — с горечью сказал он и хлопнул Андрея по плечу. — Не верится, что удалось его достроить.
Андрей улыбнулся и крепко пожал американцу руку.
— В этой гигантской работе, как и во второй мировой войне, Америка и Россия еще раз объединили свои усилия.
— О’кэй, Эндрью! — еще раз ударил Андрея по плечу Кандербль и обнажил свои крупные ровные зубы.
Андрей так и не успел позвонить в Москву. Затрещали четвертые двери; их пришлось держать Кандерблю и Андрею.
Вода, проникая через слои земли, все еще обладала значительным напором; но, может быть, маленького усилия человеческих мышц было достаточно, чтобы помочь замкам сдержать наполнявшую соседнее помещение воду.
Это было единственное, на что могли рассчитывать люди.
Седых послал к шестым дверям, внушавшим опасения, Колю и Сэма.
— Вандермайер сообщил в Москву? — спросил Андрей, вытирая мокрую бороду.
— О да! Но разве это поможет? До Мурманска около четырех тысяч километров, а электрического тока в туннеле нет. Авария на подстанции может быть ликвидирована не раньше чем через два дня. Автомобилю, чтобы доехать до Аляски, потребуется больше суток… да и вода в туннелях…
Помолчали.
— Сколько времени мы продержимся, товарищ Кандербль?
Американец прикинул в уме:
— Я полагаю, не больше трех — четырех часов.
— Пожалуй, меньше…
Снова замолчали. Слышалось шипение прорывающихся струй.
— О чем вы думаете, Эндрью? — спросил Кандербль.
