— Его рекомендуют для ускорения кровообращения в нижних конечностях. Вот я и прыгаю всякий раз, когда чувствую, что отсидел ногу. Мне вскоре предстоит съездить на Землю, и я стараюсь не слишком привыкать к лунной силе тяжести… Не поговорить ли нам с мисс Линдстрем, доктор Денисон?
— О чем, собственно? — спросил Денисон изменившимся тоном.
— Она гид.
— Да. И вы уже это говорили.
— И еще я говорил, что физик, казалось бы, мог выбрать себе не столь странную помощницу.
— Я ведь физик-любитель, так почему бы мне и не выбрать помощницу без профессиональных навыков?
— Довольно шуток, доктор Денисон! — Готтштейн больше не улыбался. — Я позаботился навести о ней справки. Ее биография крайне интересна, хотя, по-видимому, никому и в голову не приходило ознакомиться с ней. Я твердо убежден, что она интуистка.
— Как и очень многие из нас, — заметил Денисон. — Не сомневаюсь, что и вы по-своему интуист. А уж я — во всяком случае. По-своему, конечно.
— Тут есть некоторая разница, доктор Денисон. Вы — профессиональный ученый, и притом блестящий. Я — профессиональный администратор, и надеюсь, неплохой… А мисс Линдстрем работает гидом, хотя ее интуиция настолько развита, что может помочь вам в решении сложнейших вопросов теоретической физики.
— Она почти не получила специального образования, — поколебавшись ответил Денисон. — И хотя ее интуизм очень высокого порядка, он почти не коррелируется с сознанием.
— Не был ли кто-нибудь из ее родителей в свое время связан с программой по генетическому конструированию?
— Не знаю. Но меня это не удивило бы.
— Вы ей доверяете?
— В каком смысле? Она мне во многом помогла.
— А вам известно, что она жена доктора Бэррона Невилла?
— Насколько я знаю, их отношения официально не оформлены.
— На Луне официальное оформление браков вообще не принято. А не тот ли этот Невилл, которого вы намерены пригласить в соавторы вашей статьи?
— Да.
— Простое совпадение?
— Нет. Невилл интересовался мной и, по-моему, попросил Селену помогать мне.
— Это она вам сказала?
— Она сказала, что он мною интересуется. Мне кажется, ничего странного тут нет.
— А вам не приходило в голову, доктор Денисон, что она помогала вам в собственных интересах и в интересах доктора Невилла?
— Разве их интересы расходятся с нашими? Она помогала мне без каких-либо условий.
Готтштейн переменил позу и подвигал плечами, словно проделывая очередное упражнение.
— Доктор Невилл не может не знать, что его близкая приятельница — интуистка, — сказал он. — И было бы только естественно, если бы он сам использовал ее способности. Так почему она работает гидом? Не для того ли, чтобы с какой-то целью маскировать эти способности?
— Такая логика, насколько мне известно, типична для доктора Невилла. У меня же нет привычки повсюду подозревать бессмысленные заговоры.
— Но почему вы решили, что бессмысленные? Когда моя космоблоха висела над лунной поверхностью, за несколько минут до того, как над вашей установкой образовался пылающий шарик, я глядел вниз, на вас. Вы стояли в стороне от пионотрона.
Денисон попытался вспомнить.
— Совершенно верно. Я загляделся на звезды. Поднимаясь на поверхность, я всегда на них смотрю.
— А что делала мисс Линдстрем?
— Я не видел. Она ведь сказала, что усиливала магнитное поле, пока не возникла протечка.
— И она всегда работает с установкой без вас?
— Нет. Но ее нетерпение понять нетрудно.
— Должен ли этот процесс сопровождаться каким-нибудь выбросом?
— Я вас не понимаю.
— И я себя тоже. В земном сиянии промелькнула какая-то смутная искра, словно что-то пролетело мимо. Но что именно — я не знаю.
— И я не знаю, — сказал Денисон.
— Но это не могло быть каким-нибудь естественным побочным следствием вашего эксперимента?
— Вроде бы нет.
— Так что же делала мисс Линдстрем?
— Не знаю.
Оба умолкли. Молчание становилось все напряженнее. Потом Готтштейн сказал:
— Насколько я понял, вы теперь попробуете устранить неустойчивость протечки и начнете работать над статьей. Я со своей стороны предприму необходимые шаги, а когда буду на Земле, подготовлю опубликование статьи и сообщу о вашем открытии ответственным лицам.
Денисон понял, что разговор окончен, и встал. Готтштейн добавил с непринужденной улыбкой:
— И подумайте о докторе Невилле и мисс Линдстрем.
На этот раз звезда была гораздо более пухлой и яркой. Денисон почувствовал ее жар на стекле скафандра и попятился. В излучении несомненно присутствовали рентгеновские лучи, и хотя в надежности экранирования сомневаться не приходилось, все-таки не стоило заставлять его работать на полную мощность.
— По-моему, это то, что надо, — пробормотал Денисон. — Полная устойчивость.
— Безусловно, — сказала Селена.
— Ну так отключим и вернемся в город.
Их движения были вялыми и медлительными. Денисон ощущал непонятный упадок духа. Все волнения остались позади. Теперь уже можно было не опасаться неудачи. Соответствующие земные организации зарегистрировали новое открытие, и дальше все будет зависеть не от него. Он сказал:
— Пожалуй, можно приступать к статье.
— Наверное, — осторожно ответила Селена.
— Вы поговорили с Невиллом еще раз?
— Да.
— Он не изменил своего решения?
— Нет. Он участвовать не будет. Бен…
— Что?
— Я убеждена, что уговаривать его нет смысла. Он не желает участвовать в программе, какой бы она ни была, если в ней участвует Земля.
— Но вы объяснили ему ситуацию?
— Во всех подробностях.
— И он все-таки не хочет…
— Он сказал, что будет говорить с Готтштейном. Тот обещал принять его, когда вернется с Земли. Может быть, Готтштейну удастся его переубедить. Но не думаю.
Денисон пожал плечами — жест совершенно бессмысленный, поскольку скафандру он не передался.
— Я его не понимаю.
— А я понимаю, — негромко сказала Селена.
Денисон промолчал. Он закатил пионотрон и остальную аппаратуру в каменную нишу и спросил:
— Все?
— Да.
Они молча вошли в тамбур П-4. Денисон начал медленно спускаться по лестнице. Селена скользнула мимо, хватаясь за каждую третью перекладину. Денисон уже и сам умел спускаться этим способом достаточно ловко, но на сей раз он тяжело переступал с перекладины на перекладину словно назло собственному желанию приспособиться к Ауне.
