Клавэйн теперь убедился: диковинные выросты на корпусе «Ностальгии по бесконечности» были реальностью, а не виртуальными фантомами, как он считал раньше. С кораблем Вольевой случилось нечто в высшей степени необычное. Он превратился в жуткий шарж на субсветовик.
Возможно, здесь не обошлось без плавящей чумы. Единственное место, где старик видел похожие уродливые метаморфозы, – Город Бездны с его фантасмагорической, извращенной архитектурой. Клавэйну доводилось слышать о пораженных чумой кораблях и о том, что временами вирус достигал аппаратуры ремонта и модификации, позволявшей кораблям саморемонтироваться. Но никогда еще не доводилось слышать о корабле, насквозь проеденном болезнью, но продолжающем функционировать. Мурашки бежали по коже при одном взгляде на чудовище. Хотелось надеяться, что никого из команды жуткие метаморфозы не затронули.
Поле боя займет десять световых секунд между звездолетами, но центр его определится действиями Вольевой. От подлетного времени будет зависеть, хорошо ли выбрана дистанция. По расчетам Клавэйна, она получится оптимальной для его оружия и десанта.
При ускорении в три g обычным судам потребуется четыре часа, чтобы достичь «Ностальгии по бесконечности», самым быстроходным в эскадре – немногим более двух часов. Ракете нужно сорок минут. Клавэйн уже покопался в памяти, выискивая схожие тактические ситуации. В одной из ранних межнациональных войн, случившейся еще до начала космической эры, когда в атмосфере схватывались дозвуковые самолеты с двигателями внутреннего сгорания, разразилась Битва за Британию. Хотя тогда диспозиция сил была в сущности двухмерной, подлетное время мало отличалось от нынешнего. В глобальных войнах первой половины двадцать первого века ничего подобного не происходило, поскольку над планетой кружили суборбитальные беспилотники, способные выйти на дистанцию поражения любой точки на поверхности менее чем за сорок минут. Но в космических войнах второй половины столетия случалось много подобных битв. Клавэйн вспомнил войну за отделение Луны от Земли, схватку за Меркурий, перебрал в памяти все тогдашние триумфы и катастрофы. Подумал и о Марсианской войне с сочленителями, бушевавшей в конце двадцать первого столетия. Зона боевых действий простиралась далеко за орбиты Фобоса и Деймоса, так что подлетное время для наибыстрейших одноместных истребителей составляло три-четыре часа. Уже доставлял проблемы временной лаг коммуникаций, – как правило, прямые передачи блокировались огромными облаками металлизированной пыли.
Были и другие кампании, другие битвы. Все вспоминать нужды нет. Их уроки выучены и не забыты. Клавэйн знал, как воевали и какие совершали ошибки, учитывал и свои промахи, сделанные в начале карьеры. Не слишком существенные – иначе он не дожил бы до своих лет. Но всякий опыт ценен.
По оконному стеклу скользнула бледная тень.
– Клавэйн?
Тот мгновенно развернулся, зажужжав экзоскелетом. Старик думал, что в каюте он один, – и оклик застиг его врасплох.
– Фелка?
– Я пришла посмотреть, как они уходят.
Экзоскелет шагал деревянно, неестественно – будто Фелку держали под руки невидимые охранники. Вместе со стариком она досмотрела, как покидают звездолет последние суда атакующей эскадры.
– Если не знать, что это война…
– Зрелище кажется прекрасным, – закончила она мысль Клавэйна. – Именно так.
– Я ведь правильно поступаю? Ты как думаешь?
– А почему ты спрашиваешь меня?
– Потому что ты, без преувеличения, голос моей совести, вернее, того, что от нее осталось. Я все время спрашиваю себя, что сделала бы Галиана, будь она здесь…
– Она тревожилась бы, как и ты, – перебила Фелка. – И сомневалась. Она была хорошим человеком. Люди, не тревожащиеся и не сомневающиеся в своей правоте, опасны. Я о таких, как Скади.
Он вспомнил ослепительную вспышку взорвавшегося «Паслена».
– Мне жаль, что все так получилось…
– Клавэйн, я попросила тебя это сделать. Галиана хотела умереть.
– Хотела, чтобы именно я убил ее?
– Она умерла много лет назад. Но ее смерть… в общем, не хватало лишь финальной точки. Ты ее поставил, и теперь книга дописана и закрыта.
– Я уничтожил саму возможность вернуть ее к жизни.
Фелка тронула его руку, морщинистую, в старческих пятнах:
– Галиана сделала бы для тебя то же самое, я уверена.
– Возможно. Но ты пока не сказала, что думаешь о нашей войне.
– Я согласна с тем, что ради сиюминутной выгоды стоило бы заполучить пушки. Но в далекой перспективе я не уверена.
– Фелка, нам необходимо это оружие, – осторожно проговорил Клавэйн.
– Я знаю. Но что, если и триумвир нуждается в нем так же отчаянно? Твоя копия сказала, что Вольева пытается эвакуировать Ресургем.
– Это не должно меня сейчас заботить, – произнес Клавэйн, осторожно подбирая слова. – У меня нет доказательств того, что она в самом деле занимается эвакуацией планеты. Если занимается, то не логичнее было бы отдать мне пушки, чтобы продолжить дело без помех?
– А тебе не приходила мысль просто ей помочь?
– Я здесь ради пушек. Все остальное, сколь бы оно ни было важным для других, лишь незначительная деталь для меня.
– Так я и думала.
Клавэйн решил, что ему лучше промолчать.
Они наблюдали в тишине, как уменьшаются фиолетовые огни штурмовой эскадры, несущейся к Ресургему и кораблю Вольевой.
Закончив отвечать на послание Торна, Хоури осознала неприятный факт: пол наклонился еще сильней и ходить стало труднее. События развивались в точном соответствии с предсказаниями триумвира: капитана десятая g не устроила, он наращивал тягу. По оценке Аны – и бета-копии Клавэйна, – тяга удвоилась и продолжала возрастать. Горизонтальные поверхности наклонились под углом двенадцать градусов, и многие скользкие коридоры стали непроходимыми. Но гораздо сильнее встревожило Ану другое.
– Илиа, послушай, у нас беда.
Вольева оторвалась от созерцания поля боя. На нем яркие значки казались стаей разноцветных рыбок, застывших в прозрачном желе. Изображение явно изменилось с тех пор, как Хоури смотрела на него в последний раз.
– Деточка, ты о чем?
– О трюме с беженцами.
– И что там?
– Он же не приспособлен для движения корабля под тягой. Мы его оборудовали как временное пристанище, на период эвакуации с планеты. Это вращающийся отсек. Вертикаль там направлена перпендикулярно продольной оси корабля. Но теперь капитан включил тягу, и появилась компонента вдоль оси. Пока мы идем при одной пятой g, но тяга увеличивается. Можно отключить вращение, но это не слишком поможет. Стены делаются полами.
– Но это же звездолет – и нормальный переход к режиму перелета.
– Илиа, ты не понимаешь. У нас две тысячи людей, набитых как сельди в бочку. И там уже паника – пол накренился так сильно! Им кажется, будто они на борту тонущего корабля, и никто не объясняет, в чем дело.
Ана сделала паузу – надо было отдышаться.
– Илиа, давай мы договоримся. Ты была права насчет оставшегося времени. Я попросила Торна ускорить дела на Ресургеме. А это значит, сюда очень скоро явятся тысячи и тысячи. Мы с тобой всегда понимали: рано или поздно надо будет вывести людей из первого трюма. Увы, придется это делать рано.
– Но тогда… – Илиа замолчала, не в силах договорить.
– Да. Они увидят корабль изнутри, как он есть. И это зрелище им может не понравиться.
– Это сулит проблемы. Паршивые.
Хоури посмотрела на свою старшую подругу, наставника и опекуна:
– Знаешь, Илиа, что мне особенно нравится в тебе? Ты отчаянная оптимистка.
– Ладно, заткнись-ка и глянь сюда, на проекцию. Нас атакуют – и скоро придется отстреливаться.
– Клавэйн?
Женщина на кровати едва заметно кивнула:
– «Свет Зодиака» выпустил штурмовую эскадру, порядка сотни судов. Все мчатся сюда, большинство на трех g. Что б мы ни делали, еще самое большее четыре часа – и нас догонят.
– Илиа, Клавэйн не должен получить пушки.
Триумвир, выглядевшая совсем старой и дряхлой, чуть шевельнула головой:
– Он их не получит. По крайней мере, без настоящей драки.
Стороны обменялись ультиматумами. Клавэйн дал Вольевой последний шанс вернуть оружие, пообещал в случае согласия отозвать штурмовую эскадру. А Вольева пообещала, что если он не отзовет немедленно, то тринадцать оставшихся артсистем откроют огонь по нему.
Клавэйн подготовил ответ: «Извините, но это неприемлемо. Я очень нуждаюсь в оружии».
Он отправил сообщение и слегка испугался, когда отклик Вольевой прибыл всего через полминуты. Она сказала буквально то же самое, хотя еще не могла получить его окончательный ответ.
Вольева наблюдала за тем, как пять из тринадцати оставшихся пушек занимают позиции вокруг «Ностальгии по бесконечности». Цветные пузырьки, обозначающие артсистемы, висели над кроватью Вольевой словно игрушки, подвешенные над люлькой младенца. Илиа поднимала руку, цепляла пальцем иконку, перетаскивала – меняла позицию орудия относительно корабля, в максимальной степени используя его корпус как прикрытие. Иконки откликались лениво, неохотно, отображая медленное перемещение реальных объектов.
