Сергей Лукьяненко - Красная машина, черный пистолет (сборник)

Но «Папаша» этим не ограничивается. Края горизонта ползут все выше и выше, и в конце концов вы оказываетесь внутри сферы – Юпитер окружает вас со всех сторон своей поверхностью, и лишь маленькое черное пятно вверху остается от того необъятного, что называется Космос.

Юпитер заглатывает корабль, как росянка – мошку, и странный глобус, вывернутый наизнанку, начинает оживать.

Первыми оживают округлые светлые облака: их движение уже доступно взгляду, как перемещение минутной стрелки. Потом начинают двигаться резко ограниченные, удлиненные коричневые пятна. Их движение напоминает скачки дафний под микроскопом – минута покоя, неуловимый рывок, и снова покой, и только края коричневой массы чуть дрожат. Светлые зоны резкими прямыми штрихами пересекают вдруг непонятные перемычки, идущие от расположенных на разных широтах темных полос.

И вся эта бесшумная свистопляска торжествует вверху, внизу, с обоих боков, и потому звездолетчиков никак не может оставить противное ощущение, словно ты – муха, попавшая в бутылку или, точнее, в какой-то светящийся пузырь, из которого никак не найти выхода.

Говорят, здесь повинно мощное поле тяготения Юпитера – оно искажает путь световых лучей, и человек, попавший в это поле, видит не то, что на самом деле. Очень может быть. Только от этого не легче.

– Туда?

– Ну конечно, Тэдди. Метеорологи обещали хороший метеоритный дождь. А все это идет туда, как в трубу.

Свэн помолчал, а потом проговорил раздумчиво:

– Черт подери, хотел бы я знать, что там есть на самом деле. Почему туда прут метеориты, причем почти всегда радиоактивные. Какой дьявол их туда тащит?

Он снова помолчал. Потом улыбнулся невесело:

– Ты знаешь, Тэдди, я, наверное, плохой астронавт. Я не люблю всей этой звездной гонки. Не потому, что там, в звездах, страшно. Нет. Просто мне кажется, что мы обгоняем самих себя. Мы еще не до конца разобрались на Земле, а нас потянуло в космос. Мы еще не разобрались в своей родной Солнечной системе, а нас уже бросило к другим галактикам. Немудрено, что мы там ничего не находим – мы просто еще не знаем, что искать…

И вдруг без всякой связи:

– Ты не сердишься, что я опять потащил тебя к Красному Пятну?

– Нет, Свэн. Хотя, откровенно говоря, я не люблю того, что не входит в мой мозг. А пятно не входит – убей меня. Как и весь этот Юпитер…

Оно висело сейчас как раз над ними – кроваво-красная, почти овальная клякса на голубоватой сфере, где-то на широте двадцати градусов, таинственное атмосферное возмущение, периодически засасывающее все радиоактивное. Пятно багровело над головой, но чтобы добраться до него, надо было лететь в обратную сторону – вниз, и в этом была еще одна нелепость странного мира, который настойчиво предлагал смятенному уму все, кроме разгадок.

Мезонные двигатели несли машины, и Красное Пятно расплывалось над головами тысячекилометровой клокочущей раной, а на экранах локаторов все чаще мелькали зеленые черточки метеоров.

– Давай трал, Тэдди. Кажется, нам повезло.

Тэдди и сам заметил характерное волнообразное мерцание в правом нижнем углу главного визира. Перекинув ключ на инфравидение и добавив увеличение, он тихо охнул. Чуть в стороне и впереди шли целых три гловэллы. Редко кто из звездолетчиков мог похвастать тем, что видел гловэллу, распустившуюся в естественных условиях. И только Ежи Стравинский рассказывал о том, что видел легендарный «танец тройной спирали». Он даже пытался снять этот танец в инфралучах, но дело было в Поясе Астероидов, а там, как известно, не киноателье: автоматы бросали его разведчик из стороны в сторону, уклоняясь от каменных ядер, а пушка ультразащиты работала почти без перерыва, расстреливая камешки помельче. Так что фильма не получилось: гловэллы были едва видны сквозь вспышки, а зигзаги, которые выписывал космолет, окончательно все испортили. Пленка Стравинского надолго перессорила астроботаников мира, и они до сих пор не пришли к единому мнению – что же такое, в конце концов, гловэлла – живой организм или причуда кристаллографии. Адепты кристаллоорганики объявили гловэллу бродячим растением, перерабатывающим космическую пыль под влиянием жесткого рентгеноизлучения, а пленку Стравинского – доказательством жизнедеятельности этой редкой и капризной незнакомки. Их противники видели в «танце» случайную игру полей тяготений астероидов и даже обыкновенную фальсификацию. Стравинского чуть было не привлекли к суду, но все так запуталось, что докопаться до истины было невозможно, а темпераментные клятвы измученного поляка только усугубляли недоверие.

– Ну, что ты там, уснул?

– Подожди, Свэн. На какой частоте твой визир?

– На обычной. А что?

– Переключи на инфра. И добавь увеличение порядков на пять.

Свэн довольно-таки раздраженно перекинул ключ, вывернул тумблер, не глядя, на пять делений.

– Ну и?..

И вдруг наклонился к самому экрану.

– Ого! Тэдди, так это же «танец тройной спирали»! Ну и ну…

Гловэллы впереди шли равносторонним треугольником, широко распластав десятки тончайших многогранных лепестков. Лепестки светились несильным гипнотическим светом догорающих углей, и по их поверхности разбегались мгновенные узоры синих искр – это вспыхивали и сгорали невидимые частицы рассеянной вокруг космической пыли.

Все три цветка медленно вращались вокруг центра треугольника, описывая идеально правильную тройную спираль, – все точно так, как рассказывал Ежи Стравинский, но они со Свэном видели сейчас «танец» не в опасной астероидной толчее, а при отличной видимости, и картина была действительно великолепна.

– Свэн, это надо снять. Такого еще никто не видел.

Свэн заколебался, ожесточенно потирая подбородок.

– С ума сошел. Элементарный топологический анализ точно укажет, где мы снимали. Ученые, конечно, за такую пленку глотку друг другу перегрызут. А для нас – адье, работа. И вообще космос. Ты забыл, что бывает за самовольные «прогулки»?

– Не забыл. Но это же уникальные кадры, Свэн. Ведь мы, по сути, первые, кто видит все по-настоящему. А пленку можно спрятать до лучших времен.

– Да как же ты ее через стерилизатор протащишь? Проглотишь, что ли? Ее ведь и в желудке найдут, если надо… Это тебе не бак с горючкой. Лучше этих красавиц в трал – и все шито-крыто. Без документов, так сказать.

– Жалко проморгать такое, Свэн. Красавицы от нас не уйдут, а вот «танец» уйдет. В трале не растанцуешься.