Как же так получилось, почему?
Его руки слепо шарили по подоконнику, пока ладонь не наткнулись на острый осколок стекла — воспоминание, вытащенное из горла одноцветного человека. Осколок вспорол руку, Джерри поднял её и увидел, как в ковшик ладони натекает кровь.
И юноша с радостным облегчением крикнул:
— Никки, посмотри, голубая кровь! Я не врал тебе, я на самом деле — принц!
Никки замерла. Юноша улыбался, глядя ей в лицо.
Девушка завороженно следила за ярко-синей лужицей, которая уже сочилась скозь пальцы, и лицо её наливалось бледностью.
— Джерри, я была неправа… Прости меня. Мне очень жаль, но я уже ничего не могу поделать… Я опоздала…
Джерри с трудом сказал снова немеющими губами:
— Это ничего… Главное — я не обманывал тебя. Просто нам не повезло…
Здесь юноша проснулся — весь в поту, слабый, как утопленный щенок.
Часы сказали, что щенок задремал на десять минут. А кошмаров приснилось на целую ночь взрослого волкодава.
Джерри сидел в кресле у огромного окна и смотрел на соседнюю башню. Закатное солнце светило прямо в лицо. Но он не замечал его. Тамми оказалась назойливой, и он впервые её отключил.
Комната была полна тишиной и тоской.
Неожиданно позвонила Элиза. Хотя прошла изрядная доля каникул, девушка выглядела осунувшейся, а глаза её лихорадочно блестели.
— Бонжур, Джерри! — излишне бодро сказала девушка, словно они расстались перед каникулами старыми друзьями.
— Привет, Элиза, — равнодушно сказал Джерри.
— Ты выглядишь ужасно, — встревоженно всмотрелась Элиза в экран. — Слушай, Джерри, нам надо серьёзно поговорить.
Юноша молчал, и тогда Элиза, помявшись, сказала:
— Я всё знаю — про Никки и её свадьбу. Джерри, милый Джерри… мне очень жаль, но ты не должен принимать это так близко к сердцу — помнишь, я тебе давно говорила об этом. У королев свои обязанности и совершенно другой круг общения…
Джерри не поддерживал разговор и даже перевёл глаза за окно — на башню Леопардов. Она стояла пустой, но раньше там жила девушка с хрустальными волосами, и одно её присутствие, даже на расстоянии, скрашивало жизнь и придавало ей надежду и осмысленность.
— Ты не можешь просто сидеть и чего-то ждать, ты сойдёшь с ума! — пыталась достучаться до него Элиза. — Джерри, закрой эту тяжёлую страницу жизни и начни с нового листа. Я тебе помогу, я — твой друг!
Юноша не отвечал и не знал, как прекратить ненужный разговор.
— Слушай, приезжай к нам… ко мне… — наконец высказала Элиза то, ради чего она позвонила. — Я сейчас у родителей, на юге Франции. У нас на Кап-де-Ферра просторная вилла… Ты только пойми правильно — я ничего не прошу от тебя и ни на что не претендую… — Элиза лгала и не лгала, — …ты будешь совершенно свободен, у тебя будет своя комната, можешь даже ни с кем не общаться. Я просто хочу, чтобы ты отдохнул и отвлёкся. Здесь отличное купание, море сейчас очень тёплое…
Джерри молчал. Элиза не оставляла попыток расшевелить его.
— Если захочешь, будем гулять вдоль береговых скал — у меня там есть любимая тропинка. Сходим в гости к принцессе Монако, мы с ней подружки, у неё вилла по соседству. Молодёжь здесь устраивает кучу вечеринок… или можно просто сидеть в кафе за маленьким столиком и смотреть на море, на закат, слушать местный джаз или просто шум волн… Ну, пожалуйста, Джерри! — взмолилась Элиза, видя его равнодушное лицо.
Юноша вздохнул и приблизил лицо к экрану. Элиза, обрадованная хоть какой-то реакцией, тоже пододвинулась к монитору. Они оказались так рядом, как будто уже сидели за одним крохотным столиком в кафе над южным морем.
— Посмотри, — она торопливо и ласково указала через своё плечо на окно, за которым ярко голубело не то земное небо, не то средиземное море. — Здесь просто замечательно, ты обо всём забудешь…
Элиза даже с усталым лицом была очень хороша, и смотреть на неё было одно удовольствие для любого нормального человека. Но Джерри уже не чувствовал себя нормальным.
— Ты очень красивая и добрая, Элиза, — сказал медленно юноша. — Но мне уже ничем не помочь, я развалился на куски, и их не склеить. Не возись со старой сломанной игрушкой. Постарайся найти себе новую… — и он потянулся к кнопке выключения экрана.
— Джерри, постой! — пронзительно крикнула Элиза. — Не хочешь ехать ко мне — съезди к Хао в Бостон. Я говорила с ним, он тоже волнуется и приглашает тебя в гости. И я могу туда приехать.
Джерри молча и отрицательно покачал головой.
— Пожалуйста, Джерри, ну пожалуйста! Никки — лживая змея! Освободись от неё… не мучай себя… и меня…
Элиза не выдержала и стремительно разревелась.
— Приезжай… я тоже умираю тут… мне так плохо, Джерри… О, если бы ты только знал, как мне плохо… — Элиза уронила голову на руки. Тело девушки сотрясалось от жестоких рыданий.
Растерянный Джерри совершенно не знал, что предпринять.
В комнату Элизы ворвался высокий мужчина с встревоженным лицом, а за ним — красивая рыжеволосая женщина.
— Лиза, Лиза! — закричала она и схватила дочь за плечи. — Звони врачу, Анри! Быстрее!
Девушка, не переставая истерически рыдать, прижалась к матери. Отец Элизы сказал несколько быстрых слов в т-фон, подошёл к монитору и посмотрел с ненавистью на Джерри:
— Какая же ты жестокая бессердечная скотина!
И смахнул экран на пол.
Юноша сидел перед серым экраном и чувствовал себя вдвойне плохо, хотя ещё вчера казалось, что хуже уже быть не может.
«Всё, всё наперекосяк… — в отчаянии думал он. — Или я делаю глупость? Брак по расчёту… в старинных романтических книгах — это зло, в современных психоруководствах — благо… Вот Никки строит свою жизнь расчётливо… — дорогое имя отозвалось болью. — Никки я только мешаю, а бедной Элизе нужна моя помощь… Она тоже совсем развалилась…»
«Чем ты ей поможешь? — спросил трезвый, как бритва, голос. — Ты — ходячий труп, от тебя несёт холодом и тлением. Никого согреть или обрадовать ты уже не способен…»
— Что ж… трупы надо куда-нибудь закапывать, чтобы они не отравляли воздух! — сказал Джерри и решительно встал, уронив стул.
Через полчаса он остановился на пороге разорённой комнаты, где прожил два незабываемых года, и окинул взором опустевшие стены.
Попрощался. Он больше никогда не вернётся в Колледж.
Вскинул на плечо дорожную сумку и вышел в коридор, оставив дверь нараспашку. Сквозняк зашелестел разбросанной на полу смятой бумагой.
Фотографий среди мусора не было.
Открытая дверь брошенной комнаты резала сердце и глаза. Под ногами хрустел мелкий пластик и бумажное рваньё.
