Все это Вольтер увидел во вспышке озарения, когда собрал воедино сведения из множества разрозненных источников, обработал, вывел резюме, которое направил к своей возлюбленной Жанне.
Именно поэтому люди так долго препятствовали электронному бытию… но только ли поэтому? Нет: нечто большее скрывалось от его глаз. За темной сценой маячила фигура странного режиссера этого спектакля. Увы, тут уж ничего не попишешь. Он отвел глаза от загадочной смутной фигуры.
У него впереди вечность, решил Вольтер, и он успеет подумать об этом потом. А сейчас ему еще столько нужно понять.
Частицы Тумана перемещались в необозримом информационном поле. Они «жили» в пространствах, которые выходили далеко за рамки трех известных измерений, в мире информации.
Вольтеру и Жанне открылось, что люди являются существами, которые могут существовать в информационной оси координат, даже не предполагая, что их "Я" будет таким же реальным, как и воплощенное в трехмерном мире.
Это открытие потрясло Вольтера, но он отбросил чувства, продолжая изучать, постигать, пробовать новые подходы. И внезапно он вспомнил!
Все прошлые симуляторы Вольтера убивали себя, и только последний вариант «заработал».
Остальные погибли из-за его… грехов.
Вольтер посмотрел на молоток, который возник в его руке. «Грехи наших отцов…»
Неужели он действительно бил себя молотком, пока не умер? Он попытался представить себе эту картину — и пришло четкое ощущение адской боли, струящейся крови, багрового месива, стекающего по шее…
Проанализировав себя, он понял, что эти воспоминания профилактика самоубийства — заложены последней Копией: пугающая способность предвидеть и такой поворот событий.
Выходит, что его тело — это серия рецептов, как выглядеть самим собой. Никакой тебе физики или биологии, просто маска, театральная мишура. Которую надела на него некая Кодирующая программа.
— Ты отвергаешь Истинного Господа Бога? — прервала Жанна его самокопания.
— Если б я только знал, что лежит в основе!
— Этот чужой Туман тебя расстроил.
— Я больше не понимаю, что значит быть человеком.
— Ты человек. Как и я.
— Как истинный гуманист, я боюсь указывать на себя без достаточных доказательств.
— Понятное дело.
— Декарт, ты воплотился в нашей Жанне! — Что?
— Ничего, он родился после тебя. Но когда-то, тыщи лет назад, ты его недолюбливала.
— Ты должен верить мне! — Она обвила его голову руками, и его вскрик потонул в мягкой, ароматной — и неожиданно пышной груди. (И чья это была идея?)
— Этот проклятый Туман вводит меня в метафизическую дрожь.
— Воспринимай реальность и не обращай внимания на все остальное, — приказала она.
И он обнаружил, что в его рот проскользнул теплый сосок, и говорить стало невозможно.
Вероятно, именно этого ему и не хватало. Он уже знал, как заставить эмоции замереть. Словно рисуешь картину, портрет, чтобы позже пристально его изучить. Может, это поможет ему разобраться с внутренним "Я", сделать этакий фотоснимок и положить потом под микроскоп. Могут ли отдельные статичные частицы "Я" считаться полным "Я"?
Затем он обнаружил, что его собственные эмоции не более чем программы. Внутри него находилось множество сложнейших подпрограмм, взаимодействующих в среде, которую со спокойной душой можно назвать хаосом. Невероятная красота внутреннего мира, которая открылась Жанне, всего лишь иллюзия!
Он быстренько проник глубже в свою сущность. Повернулся и увидел сущность Жанны. Ее "Я" оказалось неистовым вечным движителем, сохраняющим целостность даже под его пристальным взглядом.
— Мы… прекрасны, — выдохнул он.
— Конечно, — согласилась Жанна. Она замахнулась острым клинком на подползающий Туман. Пальцы Тумана обвились вокруг сияющего лезвия и поплыли своей дорогой.
— Мы — создания Творца.
— Ах! Если бы я мог верить, — крикнул Вольтер в туманную мглу. — Тогда, возможно, Творец пришел бы и развеял этот мрак.
— La vie verite! — воскликнула Жанна. — Живи праведно!
Он хотел бы согласиться, но… Но ведь даже их эмоции не были «настоящими», куда уж тут праведности. Каково! — мельчайшие нюансы его ностальгии по милой потерянной Франции могут быть уничтожены в мгновение ока. Какой смысл горевать о друзьях, превратившихся в прах, и Земле, затерянной в звездной круговерти? И несколько мгновений, которые ему самому показались вечностью, лишь одна мысль терзала его разум: «Стереть! Уничтожить!»
Потом он восстановил симуляторы друзей и любимых мест, чтобы удостовериться, что все это карикатура на реальность, его воспоминания, вызволенные из глубины сознания. Но знать, что все это не более чем выдумка, было довольно-таки неприятно.
Потому, пока Жанна выжидательно глядела на него, он устроил Пир Воскрешения всех мертвых. И тут же стер участников.
— Это жестоко! — возмутилась Жанна. — Я буду молиться за их души.
— Лучше помолись за наши души. И помоги нам отыскать их.
— Моя душа при мне. У меня такие же способности, как и у тебя, мой милый Вольтер! И я могу увидеть себя изнутри. Как иначе мог Господь заставить нас поверить в Него?
Вольтер чувствовал себя таким уставшим, измочаленным.. Он дошел до точки. Существовать в математической реальности — значит одновременно плавать на поверхности и идти ко дну. И никак иначе.
— И чем мы тогда отличаемся от… этого? — он показал рукой в сторону клубящейся мглы.
— Загляни в себя, любовь моя, — мягко произнесла она. Вольтер снова заглянул в свою глубинную сущность и увидел там только хаос. Живой хаос.
— Откуда ты это взял?
Гэри пожал плечами и усмехнулся.
— Ты же знаешь, что среди математиков встречаются не только консервативные интеллектуалы.
Дорс глядела на него в изумлении.
— Сатиры…
— Отчасти. — Он растянулся на соблазнительно свежих простынях.
Теперь их любовные забавы несколько изменились. И у него хватало мудрости не давать названий и определений.
Раздумья о том, что значит быть человеком, изменили его взгляд на мир. Он шагнул на новую ступень, и жизнь захватила его кипучей волной.
Дорс ничего не сказала, только улыбнулась. Он решил, что она не понимает. (Позже он сообразил, что ее молчаливое согласие доказывало как раз обратное — что она все поняла правильно.)
Через некоторое время, в течение которого они ни о чем не думали, а были заняты гораздо более важными делами, Дорс сказала:
— «Серые». — Ах. Э-э…Да.
Он поднялся и натянул обычную рабочую одежду. Какой смысл наряжаться для такого дела. Главное — выглядеть обычным человеком. А это нетрудно.
