Глазок позволял Роду во всех подробностях видеть затылок Логира и лица всех, кто к нему обращался.
Правая рука Рода лежала на рычаге. Если бы он нажал на него посильнее (и если механизм не проржавел окончательно), большая каменная плита повернулась бы и превратилась в дверь, которой можно было бы воспользоваться в случае необходимости. Судя же по тому, какими глазами собравшиеся на совет смотрели на герцога, такая необходимость очень скоро могла возникнуть.
Ближе всех к старику стоял Ансельм. По обе стороны от него встали Бурбон и Медичи. Дюрер, само собой, торчал по левую руку от Логира.
Логир тяжело поднялся со стула.
— Мы собрались, — сказал он, — Здесь, в этом зале, собрались все аристократы крови Грамерая, истинная сила страны. — Он медленно обвел взглядом лица собравшихся, заглянув в глаза каждому из своих собратьев лордов, — Мы собрались, — продолжал он, — дабы решить, как нам достойно наказать нашу королеву Катарину.
Герцог Бурбон переступил с ноги на ногу и приосанился, Он был широкоплеч и мускулист, похож на черного медведя. Косматые брови нависали над его глазами, на груди лежала черная борода.
Он сжал кулаки, стиснул губы, В позе его была какая-то неуверенность.
Бурбон устремил взгляд на Логира.
— О нет, любезный дядя, вы не правы. Мы собрались, чтобы поговорить о том, как нам свергнуть ее — ту, что дерзнула опорочить нашу честь и посмеяться над могуществом наших благородных родов!
Логир вздернул подбородок, возмущенно раскрыл глаза.
— Нет! — сказал он. — Это не причина для того, чтобы…
— Не причина?! — Бурбон выпрямился во весь рост, вскинул голову. — Она обложила наши вотчины тяжелейшими податями, о каких и не слыхивало прежде наше королевство, а тратит эти деньги на грязных крестьян, она посылает к нам своих судей каждый месяц, дабы те выслушивали жалобы всякого и каждого, кому не лень жаловаться. Мало этого — так теперь она взялась еще и самолично назначать настоятелей наших церквей, а вы говорите, что это не причина? Она лишает нас нашего законного права, не дает нам править собственными уделами, она нанесла всем нам тягчайшее оскорбление тем, что взялась выслушивать жалобы презренных крестьян прежде, чем удосужилась обратить внимание на наши прошения!
Медичи склонился к своему советнику, тот что-то шепнул ему на ухо. Герцог выпрямился, едва заметно усмехнулся и негромко проговорил:
— Разве это слыхано, чтобы монарх выслушивал жалобы крестьян в главном зале своего замка?
— Никогда такого не бывало! — громогласно взревел Бурбон. — А теперь наша добрейшая королева еще и возвысила над нами это грязное отребье! А это, о высокородный герцог, тягчайшее и наглейшее из оскорблений, это самое дерзкое попрание традиций королевства! А ведь она еще дитя! Что же будет, милорд, когда она подрастет? — Бурбон умолк, покачал головой и выкрикнул: — Причин более чем достаточно! Мы должны свергнуть ее!
— Должны! — негромко повторил Медичи.
— Должны, — в унисон произнесли остальные лорды.
— Должны! — эхом прокатилось по залу, и вскоре уже все собравшиеся скандировали:
— Должны! Должны! Должны!
— А я говорю: нет!!! — воскликнул Логир, перекричав дружный хор.
В зале воцарилась тишина. Логир встал во весь рост, расправил плечи и стал больше похож на короля, нежели на герцога.
Лишь самую толику спокойнее — так, что звучание его голоса было подобно ударам боевого колокола, — он проговорил:
— Она — законная правительница страны. О да, она капризна и тороплива в суждениях, она вспыльчива и упряма — все верно. Но все это — грехи молодости, поступки ребенка, которому следует втолковать, что его власть имеет пределы. Теперь мы должны указать ей на те пределы, которые она нарушила. Только это нам позволено сделать, но не более того.
— Женщина не способна мудро править страной, — прошелестел голос советника Медичи, и герцог подхватил:
— О мой добрый и мягкосердечный двоюродный братец, Господь не дал женщине мудрости правления страной!
Бурбон ухватился за эту мысль.
— Верно, добрейший дядя. Почему она не подарит нам короля? Если хочет, чтобы у страны был славный и мудрый правитель — вышла бы замуж!
«Уж не из числа ли отвергнутых Катариной ухажеров этот Бурбон?» — задумался Род. Герцог, судя по всему, был отъявленным распутником, и романтика в его душе явно не ночевала.
— Престол принадлежит ей по праву! — взревел Логир. — В ее жилах течет кровь Плантагенетов, а этот род царствовал в нашей стране со времен ее зарождения! Что же, добрейший мой племянник, ты успел так легко позабыть клятву верности, которую принес этому благороднейшему из родов?
— Династии вырождаются, — злобно стреляя глазками, подсказал Бурбону его советник.
— О да! — обрадованно прогремел Бурбон. — Кровь Плантагенетов истончилась и прокисла, милорд!
«Ага, вот оно как пошло… — заметил Род. — Теперь он уже не „дядя“, а „милорд“».
— Их кровь ослабла, милорд! — не унимался Бурбон. — Она ослабла настолько, что Плантагенеты не оставили наследника мужского пола, и нами правит женщина, почти девчонка, вздорная и взбалмошная! Кровь Плантагенетов истощилась, выдохлась. И теперь нашим королям нужна новая кровь!
— Кровь Бурбонов? — Логир презрительно усмехнулся, приподнял бровь.
Бурбон покраснел, собрался было ответить дерзостью, но тут на выручку ему пришел Медичи:
— О нет, добрейший двоюродный брат мой, не кровь Бурбонов. Разве отыщется в нашем королевстве кровь благородней, чем у тех аристократов, что обитают на юге?
Логир, не мигая, смотрел на Медичи. Кровь отхлынула от его лица. Он смертельно побледнел.
— Я не пойду на это!
— О нет, милорд, это нам ясно, — масленым голоском продолжал Медичи. — Однако нам нужна новая, свежая кровь, нам нужен человек отважный и решительный, молодой, который знает, как поступать, и который без растерянности поступит так, как должно. — Медичи возвысил голос. — Какого же короля нам еще желать, как не Ансельма, сына Логира?
Голова Логира дрогнула так, словно его ударили по щеке. Он не спускал взгляда с Медичи, лицо его из бледного стало землисто-серым.
Он опустил руку, ища подлокотник кресла. Годы тяжким грузом вдруг легли на его плечи.
Логир опустился на стул, крепко сжал подлокотник. Глаза его в отчаянии искали сына… нашли, а потом он обвел всех собравшихся гневным взглядом.
— Злодеи! — прошептал он. — Кровожадные, наглые злодеи! Вы решили отобрать у меня сына…
Ансельм дерзко вскинул голову, выпятил подбородок, однако взгляд его был полон страха и вины.
