Джоан вздохнула. Она вдруг поняла, что совершенно окоченела. Ее била дрожь, зубы стучали. Она принялась растирать себя ладонями, пытаясь согреться. Джоан Хайаси возвращалась к норме, если под нормой подразумевался мир опавших листьев, где обитали люди.
Перси Х недоуменно уставился на перевязанную левую руку. Он сам порезал ее — разбил стакан и резанул по коже осколком стекла. Острая боль вернула из чуть не засосавшей его трясины, в которую он последовал за Джоан, из бездны, в которую Хайаси едва не утащила его за собой. Внезапно он с ужасом осознал, что его личность рассеивается, исчезает, и он попытался прервать телепатический контакт с девушкой, но не смог — во всяком случае, до тех пор, пока не порезал себя.
Теперь он снова заглянул в ее мысли, только очень осторожно, и понял, что там он совсем чужой. Он снова покинул ее сознание, на лбу у него выступил холодный пот.
И тут же почувствовал, что кто-то приближается к его камере. Охрана.
Щелкнул замок, дверь распахнулась. Заглянул один из охранников и равнодушно бросил:
— Пошли, приятель. И давай, пошевеливайся.
С охранниками слева и справа, он шел по длинному коридору мимо бесконечных рядов закрытых дверей. «Интересно, куда это они меня ведут?» — подумал он. И просканировал мысли конвоиров, чтобы выяснить. Оказывается, его вели к Джоан по приказу Балкани. Вот только непонятно, с чего это Балкани отдал такой приказ? Скорее всего, под влиянием порыва. И все равно, Перси было как-то не по себе. Порывы Балкани, казалось, имели какую-то непонятную, почти противоестественную природу.
К своему удивлению он обнаружил, что дверь в ее комнату не заперта, более того, она была даже чуть приоткрыта.
— К вам посетитель, мисс Хайаси! — провозгласил один из стражей.
Лежащая на койке и равнодушно разглядывающая потолок Джоан села и улыбнулась.
— Привет, Перси!
Сразу было видно, что она сильно изменилась. Стала какой-то серьезной, зрелой. Ничего подобного он раньше в ней не замечал. Охранник прикрыл дверь, оставив их одних.
— Ты сейчас здорово смахиваешь на лунатика, — наконец сказал он.
— Напротив, у меня ощущение, будто я по-настоящему проснулась впервые в жизни. Присаживайся. Я должна тебе кое-что сказать.
Он осторожно присел на краешек койки.
Джоан сказала:
— Я всегда говорила всем, включая и саму себя, что самое главное для меня — карьера на телевидении. Но это было ложью, хотя я и убеждала себя, что в это верю. Бывали времена, когда я убеждала себя, будто влюблена в одного мужчину. Или в другого. Например, в тебя. Но и это было неправдой. Когда в поисках тебя я отправилась в горы, то плюнула на свою карьеру, да и настоящей любви ни с кем у меня так и не получилось. Снова и снова, когда успех в том или ином начинании оказывался практически у меня в руках, я делала какую-нибудь очередную глупость, которая сводила на нет все мои начинания. Теперь я поняла, что всю жизнь в самой глубине души боялась одного — добиться успеха, получить то, чего, как мне казалось, я больше всего хочу. Мне всегда казалось, что окружающие настроены против меня или что я попросту неудачница, но главным своим врагом была я сама. Всю жизнь, когда бы я ни пыталась добиться чего-то, дорогу мне заступала демоническая фигура и приказывала остановиться — все тот же безжалостный призрак с моим собственным лицом. Доктор Балкани вручил мне нож и дал возможность прикончить призрак. Если бы ты только слышал, как она кричала, кричала долгие часы, пока я медленно резала ее на кусочки, отмываясь от нее. Теперь она мертва, и единственное, что от нее у меня осталось, так это чувство одиночества. Теперь, когда Джоан Хайаси, наконец, мертва, я осталась одна.
— Похоже, у тебя с психикой не все в порядке, — резко заметил Перси. — Да оно и понятно… После всего, что тебе пришлось вынести. Мне все известно — я все время поддерживал с тобой мысленный контакт.
— Дело вовсе не в психике, Перси. И Балкани лишь помог понять, чего мне всегда хотелось все то время, когда я делала вид, будто мне больше всего на свете хочется славы, положения, денег и тебя. Он же дал мне возможность понять…
— Он дал тебе лишь духовную и психическую смерть.
— Небытие, — ответила Джоан.
— Неужели ты не понимаешь, что он с тобой сделал?
— Кто, Бог? — отсутствующим голосом спросила Джоан.
— Да нет же, Балкани!
— Доктор Балкани мой друг. А если у меня и есть враг, то это, должно быть, Бог.
Перси резко схватил ее за руку и притянул к себе.
— Я знаю, что тебе пришлось пережить, как ты не понимаешь? Благодаря своему телепатическому дару я был с тобой — в воде и тишине. Поэтому ты не можешь рассказать мне что-либо, чего бы я не пережил сам … — Он ненадолго задумался и смолк. — Ты испытывала чувство любви ко мне, те же самые чувства к тебе испытывал и я. Что же в этом было нереального? — Он яростно стиснул ее руку. — Ну, ответь же мне…
— А что ты видишь, — спросила Джоан, — когда смотришь на меня? Японская куколка, верно ведь? И я вовсе не виню тебя в этом. Я позволила сделать себя игрушкой, и ты играл со мной. Что может быть более естественным? Но я гораздо больше, чем просто маленькая куколка, на самом деле я очень высокая, Перси. Высокая, как гора. И я страшно устала втягивать голову в плечи.
— Никто и не заставляет тебя втягивать голову в плечи, — он еще сильнее сжал ее руку.
— Ты — телепат, ты можешь читать мысли других. Но ты не понимаешь их. А вот доктор Балкани не умеет читать мысли, зато полностью понимает людей. Как ты объяснишь это, а, Перси? Мне-то это отлично известно. — Она улыбнулась своей странной, рассеянной улыбкой. — Балкани прочитал, причем до самых темных глубин, мысли лишь одного человека. И этот человек был он сам . И поскольку он полностью понимает себя, ему ни к чему телепатия, чтобы понимать остальных. И не обманывайся по поводу того, что он принимает наркотики. Если бы ты видел самого себя таким, каков на самом деле, тебе тоже пришлось бы принимать наркотики, чтобы вынести правду. А возможно, даже и покончил бы с собой. Потому что, Перси, все мы — чудовища. Демоны из ада — мерзкие, грязные, извращенные и злые. — Все это она проговорила очень спокойно, без тени эмоций.
— Не смей так говорить, — сказал Перси.
Она осторожно высвободилась.
— Теперь я говорю, что хочу. Я в первый раз говорила с тобой искренне, а ты ведешь себя так, будто я не в себе. Как ты сам выразился, у меня, мол, не в порядке психика. Ладно, в принципе я этого ожидала. Я понимаю, что если хочу выражаться ясно, то должна быть жестокой. Я просто пыталась объяснить, что больше не нуждаюсь в тебе, Перси. Как, впрочем, и ни в ком другом.