– Правильно, колесо поменяли.
Удалов задумался.
– Скажи, Гарик, – спросил он, – а эту видимость использовать можно?
– Как?
– Ну, допустим, в военных условиях, с целью маскировки. Ты внушаешь фашистам, что перед ними непроходимая река, они и отступают. А на самом деле перед ними мирный город.
– Теоретически возможно, но только, чтобы фашистов загипнотизировать, надо обязательно к ним приблизиться…
– Другое предложение сделаю: в театре. Видимый эффект. Ты гипнотизируешь зрителей, и им кажется, что буря на сцене самая настоящая, даже дождь идет. Все как будто мокрые сидят.
– Это можно, – согласился Боровков.
– Или еще. – Тут уж Удалов ближе подошел к производственным проблемам. – Мне дом сдавать надо, а у меня недоделки. Подходит приемочная комиссия, а ты их для меня гипнотизируешь, и кажется им, что дом ну просто импортный.
– Дом – это много. Большой формат, – сказал любимый ученик факира. – Мой учитель когда-то смог воссоздать Тадж-Махал, великий памятник прошлого Индии. Но это было дикое напряжение ума и души. Он до сих пор не совсем пришел в себя. А нам, ученикам, можно материализовать вещи не больше метра в диаметре.
– Любопытно, – с сомнением сказал Удалов. – Но я пошутил. Я никого в заблуждение вводить не намерен. Это мы оставим для очковтирателей.
– А я бы, – мягко поддержал его Боровков, – даже при всем к вам уважении помощь в таком деле не хотел бы оказывать.
И тут по дороге имел место еще один инцидент, который укрепил веру Удалова в способности Гарика.
Навстречу им шел ребенок, весь в слезах и соплях, который громко горевал по поводу утерянного мяча.
– Какой у тебя был мяч, мальчик? – спросил Боровков.
– Си-иний! – И ребенок заплакал пуще прежнего.
– Такой? – спросил Боровков и, к удивлению мальчика, а также и Удалова, тут же создал синий мяч среднего размера; мяч подпрыгнул и подкатился мальчику под ноги.
– Не то-от, – заплакал мальчик еще громче. – Мой был большой!
– Большой? – ничуть не растерялся Боровков. – Будет большой.
И тут же в воздухе возник шар размером с десятикилограммовый арбуз. Шар повисел немного и лениво упал на землю.
– Такой? – спросил Боровков ласковым голосом, потому что он любил детей.
А Удалов уловил в сообразительных глазенках ребенка лукавство: глазенки сразу просохли – мальчик решил использовать волшебника.
– Мой был больше! – завопил он. – Мой был с золотыми звездочками. Мой был как дом!
– Я постараюсь, – сказал виновато Боровков. – Но мои возможности ограничены.
– Врет мальчонка, – сказал Удалов убежденно. – Таких мячей у нас в универмаге никогда не было. Если бы были, знаешь какая бы очередь стояла? Таких промышленность не выпускает.
– А мне папа из Москвы привез, – сказал ребенок трезвым голосом дельца. – Там такие продаются.
– Нет, – сказал Удалов. – ГОСТ не позволяет такие большие мячи делать и таких импортных не завозят. Можно кого-нибудь зашибить невзначай.
– Вы так думаете? – спросил Боровков. – Я, знаете, два года был оторван…
– Отдай мой мяч! – скомандовал ребенок.
Боровков очень сильно нахмурился, и рядом с мальчиком возник шар даже больше метра в диаметре. Он был синий и переливался золотыми звездочками.
– Такой подойдет? – спросил Боровков.
– Такой? – Мальчик смерил мяч взглядом и сказал не очень уверенно: – А мой был больше. И на нем звезд было больше…
– Пойдем, Гарик, – возмутился Удалов. – Сними с него гипноз. Пусть останется без мячей..
– Не надо, – сказал Боровков, с укоризной посмотрел на мальчика, пытавшегося обхватить мячи, и пошел вслед за Удаловым.
– А вот и мой объект, – сказал Корнелий. – Как, нравится?
Боровков ответил не сразу. Дом, созданный конторой, которой руководил Корнелий Удалов, был далеко не самым красивым в городе. И, наверное, Гарику Боровкову приходилось видеть тщательнее построенные дома как в Бомбее и Дели, так и в Париже и Москве. Но он был вежлив и потому только вздохнул, а Удалов сказал:
– Поставщики замучили. Некачественный материал давали. Ну что с ними поделаешь?
– Да, да, конечно, – согласился Боровков.
– Зайдем? – спросил Удалов.
– Зачем?
– Интерьером полюбуешься. Сейчас как раз комиссия придет, сдавать дом будем.
Боровков не посмел отказаться и последовал за хитроумным Корнелием Ивановичем, который, конечно, решил использовать его талант в одном сложном деле.
– Погляди, – сказал он молодому человеку, вводя его в совмещенный санузел квартиры на первом этаже. – Как здесь люди жить будут?
Боровков огляделся. Санузел был похож на настоящий. Все в нем было: и умывальник, и унитаз, и ванна, и кафельная плитка, хоть и неровно положенная.
– Чего не хватает? – спросил Удалов.
– Как не хватает?
– Кранов не хватает, эх ты, голова! – подсказал Удалов. – Обманули нас поставщики. Заявку, говорят, вовремя не представил. А сейчас комиссия придет. И кто пострадает? Пострадает твой сосед и почти родственник Корнелий Удалов. На него всех собак повесят.
– Жаль, – с чувством сказал Боровков. – Но ведь eщe больше пострадают те, кто здесь будет жить.
– Им не так печально, – вздохнул Корнелий Иванович. – Им в конце концов все поставят. И краны, и шпингалеты. Они напишут, поскандалят, и поставят им краны. А вот меня уже ничто не спасет. Дом комиссия не примет – и прощай премия! Не о себе пекусь, а о моих сотрудниках, вот о тех же, например, плиточниках, которые, себя не щадя, стремились закончить строительство к сроку.
Боровков молчал, видимо, более сочувствуя жильцам дома, чем Удалову. А Удалов ощущал внутреннее родство с мальчиком, который выпросил у Боровкова мячи. Внешне он лил слезы и метался, но изнутри в нем радовалось ожидание, потому что Боровков был человек мягкий и оттого обреченный на капитуляцию.
– Скажи, а для чистого опыта ты бы смог изобразить водопроводный кран? – спросил Удалов.
– Зачем это? – ответил вопросом Боровков. – Обманывать ведь никого нельзя. Разве для шутки?
Он глубоко вздохнул, как человек, который делает что-то помимо своей воли, и в том месте, где положено быть крану, возник медный кран в форме рыбки с открытым ртом. Видно, такие краны Боровков видел в Индии.
– Нет, – сказал Удалов, совсем как тот мальчик. – Кран не такой. Наши краны попроще, без финтифлюшек. Как у твоего дяди. Помнишь?
Боровков убрал образ изысканного крана и на его место посадил стандартный образ.
Удалов подошел к крану поближе и, опасаясь даже тронуть его пальцем, пристально проверил, прикреплен ли кран к соответствующей трубе. Как он и опасался, кран прикреплен не был, и любой член комиссии углядел бы это сразу.
