- Так что лучше стащить якорь вместе со шлюпкой, - закончил я, и это окончательно убедило кибера.
Но понял он меня буквально. Якорь он отрезал, а шлюпку отправил за борт. Несколько дней после этого случая Энно как-то подозрительно смотрел на меня и то и дело переводил разговор на тему морской романтики и дальних путешествий, когда шлюпка может значить так много...
Итак, мы вооружились этими инструментами. Якорь служил наковальней. Ручку мы приварили ультразвуком. Кофеварка была готова. Я еще раз потер ее песком и подогрел в электронном термостате, чтобы металл слегка окислился.
"Интересно, видела ли Соолли когда-нибудь свечу? - подумал я. Наверное, нет. Сувенирные свечи забыты в прошлом веке, значит... Что, если попробовать? Уж щедрость так щедрость!" Я выудил из моего кибернетического собеседника кое-какие сведения о стеариновой кислоте.
- Попробуем? - спросил я.
Он понимающе кивнул своей круглой симпатичной головой и пустился на поиски мыла и серной кислоты. Затем настрогал мыльных стружек, залил их водой, размешал, поставил смесь греться. Разбавил кислоту и осторожно влил ее в раствор мыла. После того как на поверхность всплыла белая масса, он указал на нее своим механическим перстом:
- Стеарин.
Он просушил его, завернув в мое полотенце. Отрезав от полотенца сухую полоску, он сделал фитиль, расплавил стеарин. Опустил фитиль в стакан и залил стеарином до верхнего края. Стакан лопнул, кибер извинился. Но свеча была готова.
Я упаковал подарки в коробку и отпустил помощника. (Мы возились с ним целый день.)
Мне сказали, что гости соберутся в лаборатории. Я пришел туда без опозданий, в эту скучную и прохладную обитель разума, но вокруг было пустовато, светились холодные стеклянные цилиндры, в колбах сновали какие-то насекомые не крупнее мухи.
Я совершенно потерялся в этом безразмерном пространстве, где неслышно дышали кондиционеры, а гироскопы останавливали не только легчайшую бортовую качку, но, казалось, и само время.
Вот где Соолли прятала от людских глаз кащееву иглу! Среди обычных клеток попадаются и такие, что не хотят умирать. Словно энергия роста не убывает, как почти всегда, а остается неизменной или растет со временем. До сих пор, я это знал, не было собрано сколько-нибудь представительной коллекции, относящейся даже к главнейшим видам.
Внешне такие клетки ничуть не отличаются от других. Только вот обычные "кирпичики" через пятьдесят-семьдесят делений погибают, разрушаются, а с ними и все здание организма. Неожиданное исключение из этого печального правила - раковые клетки. И еще одна форма живого: клетки активные, неумирающие. Найти их труднее, чем живую воду. Невольно вспомнишь сказку про Кащея бессмертного. Особенно после миллиона-другого напрасных попыток. Но крохотные комочки протоплазмы - это семена и ростки могучего дерева жизни. Если бы когда-нибудь удалось объединить в организме клетки бессмертные, или, как их называла Соолли, активные!.. Не здесь ли это произойдет?
Думаю, что самые простые существа служили ей моделью, помогавшей разглядеть секреты живого. На ее месте и я бы так поступил. На одном из цилиндров я прочел: "Опыты с внешней памятью". Знакомо, подумал я. Инфузории, например, не любят ударов электрическим током. Можно закрыть часть сосуда (лучше узкой трубки) от света и включать электрическое напряжение тогда, когда простейшие доберутся до теневого участка. Стоит пять-десять раз поприветствовать их таким образом - и они будут поспешно поворачивать назад на границе света и тени, даже если их не будет там ждать электрический щелчок.
Подвижная затемняющая шторка позволила выяснить вот что: инфузории пугались не темноты, не тени, они поворачивали с того места, где прежде была тень. Они реагировали на следы испытанного удара, оставленные ими самими, в том месте, где он их настиг. Это и есть внешняя память. Отсюда Соолли тянула зыбкий мосток к активности клеток. Будто бы выключить память - значит наполовину решить проблему бессмертия. Все на том же, конечно, на клеточном уровне.
...Через несколько минут я услышал голоса, смех и понял, что заблудился. Холл, где собрались гости, был рядом. Перегородка отделяла его от лаборатории Соолли. Я ни за что не нашел бы выход, искусно задрапированный, если бы передо мной вдруг не предстала она сама, не взяла за руку и не вывела из закоулков, приблизивших было меня к решению загадки бессмертия.
Я растерялся. Яркий свет слепил. Было шумно. Подошла Валентина. Все стало на свои места.
- Она красива, правда? - медленно проговорила Валентина, кивнув в сторону Соолли. И отвела глаза.
- Чем она тебе приглянулась?
Валентина порозовела.
- Просто я попробовала угадать... Жить бы ей во времена караванных троп, мускуса, солнцеликих невольниц и златотканых ковров. Я не могу ей возражать: только слушаю и делаю, что она говорит. Наверное, я еще нескладная девчонка по сравнению с ней.
- Она мне тоже нравится.
- Видишь, я угадала.
- Стоит девица Катерина, что твоя красная машина. Разодетая, разубранная, как ряженая суженая! Это о ней. Так я вижу.
- По-твоему, она такая?..
- Она на свой день рождения прямехонько из прошлого века прибыла. Как и Энно, на машине времени. Впрочем, это современно.
- Шутка?
- Я всерьез. А она сегодня веселая. Но так умеют веселиться только серьезные женщины.
- Я не могу.
- Нужно сосредоточиться на мысли, что все вокруг немного смешно.
- Мне хорошо, но я всегда немного сонная... и, наверное, растрепанная.
- Говорят, с возрастом это проходит.
- Приятно слышать, я не знала. Что ты ей подарил?
- Да вот... Нужно вручить.
И я направился к Соолли.
Как рассказать о ней? Соолли и впрямь казалась божественно-неповторимой в своем гладком зеленом жакете, туго стянутом серыми шнурками, коротком темном платье с оборками и кружевными цветками. К поясу ее жакета хрупкой ниткой жемчуга была прикреплена анилиново-розовая астра. На подоле платья, под тонкими черными кружевами оборок тускло светилась огромная серебряная булавка.
Блестящие локоны волос спадали на открытую шею, и она поеживалась от их упругого прикосновения. На длинных узких носках ее открытых туфель неувядающие гвоздики.
Подошел Энно и осмотрел мои скромные подношения.
- Вещь, - отозвался он о кофеварке, - где взял?
- Брат из Антарктиды прислал, - меланхолично ответил я.
- Настоящая полярная, - заметил Энно и понюхал металл. - А свеча?
"Да ты полный наив, старикан", - подумал я и сказал:
- От деда, по наследству досталась.
Я заметил, как сияли глаза Соолли: они были у нее выпуклые, темно-синие, с большими зрачками и оттого вечером казались почти черными. Ресницы у нее бархатные, как бабочки.
