Они не успели. Лодка бортом налетела на валун, и тут же ее повалило набок.
Грузовой лацпорт корабля был распахнут, и на грунт спускался широкий, в ребрах-поперечинах трап. Прямо перед ним в граните зияла глубокая расщелина: сорок лет назад скала не выдержала нагрева при вплавлении в нее корабля. Кое-где за камень цеплялся лишайник. Через трещину был переброшен мостик. От него, петляя и ветвясь, по лагерю разбегались тропинки: к огороду, к мастерским, к навесам, к сараям и к перелазам в частоколе, а самая широкая и утоптанная вела к воротам и, миновав их, сворачивала к болоту.
Стефан осмотрелся. Лодырей в поле зрения не обнаруживалось. Под трапом — тоже.
Солнце стояло уже высоко.
Под ближайшим к кораблю односкатным навесом, в котором легко угадывалась снятая с «Декарта» переборка, горела топка. Едкий дым уходил в небо сквозь полый ствол кремнистого дерева, выше частокола круто загибался по ветру и рассеивался над болотом. Шипел и плевался паровой движок, соединенный с генератором, — детище Фукуды и Людвига, обеспечивающее корабль электроэнергией и, как ни странно, достаточно надежное. Свистела струя пара. Со скрипом крутился маховик, и что-то надоедливо дребезжало. От генератора к кораблю змеился тощий кабель, просунутый в аварийный люк. Большую часть энергии поглощала ненасытная прорва синтезатора пищи, меньшая тратилась на питание корабельного мозга и радиомаячка, утилизацию отходов, освещение и отопление жилых помещений.
Из сарая, прижимая к животу корзину с торфяными брикетами, появился Фукуда Итиро. Поставив ношу на землю, встал на цыпочки, пощелкал пальцем по вечно врущему манометру, пошуровал в топке и, только тогда увидев Стефана, совершил полупоклон. Он кланялся капитану, как и всем, кто был старше его, совершая обрядовое действо, заложенное в него воспитанием.
Стефан кивнул в знак приветствия. Здесь можно было не опасаться ни подвоха, ни саботажа: размеренную работу механика, помимо прямого приказа, могло бы остановить разве что стихийное бедствие.
Фукуда был загадкой. Не друг, но и не враг. Молчун. Раз молчун и не дурак — значит, размышляет. А о чем? Вопрос… Но лоялен к начальству, а это главное.
— Все в порядке? — спросил Стефан.
Он выслушал краткий и точный отчет, из которого уяснил, во-первых, что торф последнее время не успевает как следует просохнуть, из-за чего много сажи осаждается в трубе, во-вторых, что пресс для брикетирования торфа наконец-то работает штатно, а в-третьих и в-главных, что котел работает в аварийном режиме, и если Диего сегодня же не синтезирует жидкость для снятия накипи, достигшей угрожающей толщины, то механик ни за что не ручается.
Фукуда был ценен уже тем, что никогда не вмешивался в принятие административных решений. Самолюбие его не было уязвлено. Попроси Стефан совета — он только удивился бы: здесь, как и дома, в рыбацком поселке на Окинаве, каждому следовало заниматься своим делом, не перекладывая на посторонних личную головную боль. В своей же области Фукуда был незаменим.
— Сегодня Диего занят, — возразил Стефан, делая в памяти зарубку. — Вечером будет праздник. А жидкость сделают завтра, я прослежу.
Итиро, по-видимому полностью удовлетворенный, повторил полупоклон и принялся кидать в топку брикеты. После ухода сразу двух работников с Питером он обходился без кочегара, уставал, но не жаловался. Идеальный исполнитель… Стефан вдруг понял, почему начал утренний обход с хозяйства Фукуды, хотя обыкновенно заканчивал им: не было желания портить себе с утра настроение.
Стефан миновал огород — шесть десятков кустиков, вытянутых двумя линиями в тени частокола и прикрытых длинным навесом от косых рассветных и закатных лучей. Без навеса картофель погиб бы в считанные дни, разделив судьбу двух десятков картофелин, случайно найденных в кухонной кладовке «Декарта» и высаженных в грунт в незапамятные времена. Тогда уцелела только одна картофелина. Результаты огородничества не впечатляли: кустики росли болезненными, а урожай снимался один раз в два земных года. Сегодня в честь праздника будет выкопано пять кустов — не меньше чем по полкартофелины на человека, а то и больше.
Еще будут пирожные, если Диего не подведет. Праздник должен запомниться.
Он сходил к болоту. Постоял, посмотрел, как идет добыча торфа. Болото было обширное и мелкое, его давно следовало осушить или хотя бы понизить его уровень, пробив для стока канаву в скальной перемычке, но для этой работы вечно не хватало рук. Ближе к берегу среди коварных, расползающихся под ногами кочек попадались торчащие, в пятнах плесени валуны. Между ними была настелена жердяная гать. Дальше от берега валуны исчезали, потом исчезали и кочки. Начиналось собственно болото — черно-коричневое, неподвижное, с едва различимой глазом щеточкой леса на том берегу и размытыми пятнами островов.
Рыжая макушка Людвига маячила там, где кончалась гать. Он и Уве забрасывали ручную драгу. Со стоном тянули. Драга шла нехотя, ей хотелось остаться в болоте насовсем, она упорно цеплялась за что-то на дне, и гать под ногами добытчиков погружалась в жижу. Добытую массу откидывали в деревянный короб для сцеживания. Ульрика, Агнета и Киро, сменяясь, таскали под навес сырой торф. Все было как надо. С лиц носильщиков градом катился пот. От леса по краю болота Дэйв мрачно волок срубленное для гати деревце. Не без причины мрачно… Вдали, то показываясь, то ненадолго исчезая в лесу, слонялся почем зря белый клоун.
Не найдя отлынивающих, Стефан повернул было к строителям. Его остановил крик. Девчонки, вереща, неслись по настилам к берегу, из-под босых ног фонтанчиками выбрызгивалась вода. Рядом с гатью над дрожащей и хлюпающей черной жижей качалась на толстой глянцевой шее безглазая голова разъяренного болотного червя, видимо задетого драгой. Кинулся прочь, размахивая пустым ведром, Киро, бежал бросивший все Уве, и только хладнокровный тугодум Людвиг единственный из всех медленно отступал, пятясь по краю гати, стараясь не оказаться на линии выстрела и выманивая червя на поверхность. Это было мудро: иначе червь опять заляжет на дно и рано или поздно повторит нападение. С этими тварями лучше кончать сразу.
С верхней площадки донжона ударил стреломет. Жужжа, пролетел толстый металлический стержень — коротко чавкнув, вошел в голову червя по хвостовой торец. Девчонки взвизгнули от восторга. Киро запрыгал на берегу, гремя ведром; запрыгал, победно вопя, и Уве; один только злой с утра Дэйв все так же мрачно тянул вдоль болота срубленный ствол. Спасти стрелу не удалось — червь затонул.