Илью я знаю хорошо. Не по годам серьёзный парнишка. А уж к спорту относится с обстоятельностью непередаваемой. Такие и становятся чемпионами, если не надрываются. К «Европе» его готовила Анжелика, поскольку лучше её в Императрицыне мало кто умеет по предсоревновательной дистанции «качка» провести. До титула, если повезёт; до больничной койки, если не очень.
— Поздравляю, — искренне сказал я. — Вернётся, передавай ему от меня поклон.
— А ты куда? Опять тренировки пропускать собираешься?
В ответ мне пришлось смущенно улыбнуться, виновато потупив взгляд. Затем я послал Анжелике воздушный поцелуй и испарился.
Город удалось покинуть без приключений.
В кармане у меня лежала справка о всестороннем психиатрическом обследовании гражданина России Капралова Филиппа Артамоновича, выявившем идеальное вышеназванного гражданина здоровье. А также справка из военкомата, сообщающая, что всё тот же идеально здоровый Капралов проходил действительную военную службу в пограничных войсках РФ, следовательно, грамотному обращению со стрелковым оружием обучен. Справки служили основанием для разрешения гражданину Капралову владеть огнестрельным нарезным оружием калибра не более 9,2мм, не автоматическим, не специальным.
"Беретта" Большого Дядьки требованиям закона полностью соответствовала, однако со мной её сейчас не было. Хорош бы я был, заявившись в отчий дом при пистолете под мышкой! С лёгким сердцем оставил я «беретту» в квартире, в надёжном тайнике, вместе со своей долей фамильных драгоценностей, несколькими килограммами героина, парочкой считающихся утраченными подлинников эпохи Ренессанса во главе с "Ночным дозором". Там же, кстати, хранятся полные списки британской разведагентуры и северокорейских диверсантов в России. А так же ведро универсального лекарства от всех болезней, включая излишнюю доверчивость к чьему бы то ни было трёпу.
Могу уступить чарку и вам.
Под колёса ровно ложился влажный асфальт, мерно поскрипывали «дворники», а на заднем сидении негромко ворковала парочка симпатичных «голубеньких» молодого совсем ещё возраста. Подсадил я их возле заправки, на выезде из города, сжалившись над мокрыми печальными фигурами. Были они вдобавок угнетены большущими рюкзаками и металлическими чемоданами для переноски какой-то специальной аппаратуры. Просили подвезти до поворота на Петуховку. Заплатили вперёд, и во время переговоров вели себя прилично. В смысле — глазки не строили.
Отчего не взять, решил я, с попутчиками веселей.
Сначала, озябшие и промокшие, ничего такого, шокирующего агрессивно гетеросексуальную мою сущность, они себе не позволяли, и я легко терпел их присутствие. Тем более, я даже не подозревал об их необычной ориентации. Однако, пригревшись и приободрившись, начали они мало-помалу ухаживать друг за дружкой, посчитав, что водитель, всецело занятый заливаемой дождем дорогой, ничего не замечает.
И я, гордясь собственной терпимостью, старался ничего не замечать. "Какое, собственно, мне, либералу из либералов, дело до их ориентации? — думал я. — И не нужно, чёрт побери, так психовать! Находясь, тем паче, за рулем. Ну, влюблены они. С кем не бывает? Что теперь, под дождь их прикажете высаживать, в чисто полюшко?"
Произведя дюжину дыхательных упражнений, успокаивающих нервы, я немного остыл. Настолько, что мне даже пришло в голову включить кассету со старой записью "Pet Shop Boys". Ребятки, заслышав вокализы одноцветных "братьев по оружию", возликовали и принялись подпевать, демонстрируя неплохой музыкальный слух и классическое английское произношение. Увлеченные песнопениями, они прекратили обниматься, и я спокойно довёл «Рэнглер» до потребного отворота.
— Здесь сойдёте или дальше поедем? — спросил я дружелюбно, чувствуя себя готовым номинантом на Нобелевскую премию мира.
— Так вы что, тоже в Петуховку? — с радостным изумлением спросил тот, что постарше. — Если да, то мы были бы вам крайне благодарны, если бы вы довезли нас до места.
— Ну что ж, будьте благодарны, — сказал я, лихо сворачивая на грунтовку. — А вы, между прочим, к нам за какой надобностью? Не подумайте, что интерес мой праздный. Скорее, во мне говорит беспокойство за ваше здоровье. У нас, знаете ли, население кондовое, свято чтит традиции, заповедованные пращурами… Выражаясь прямее, могут и лицо набить, ежели докопаются, что вы геи. А это трудно не заметить.
— Мы к этому готовы, — вступил в разговор младший. — Пострадать за правое дело не только можно, но и должно для всякого человека, исповедующего те или иные высокие принципы.
— Вы имеете в виду однополую любовь? — на всякий случай уточнил я.
— Я имею в виду любовь к природе, — вскипел исповедующий высокие принципы юноша. — Мы из регионального представительства Гринпис. У вас в районе произошла экологическая катастрофа. Неужели вы, коренной житель, об этом ничего не знаете?
— Нет ещё, — сказал я. — Но учтите, здешние ухари бить вас будут не за то, что вы «зелёные». За то, что "голубые".
— Пусть только попробуют! — запальчиво воскликнул младший. — У меня чёрный пояс по тхэквондо!
— Снимаю шляпу, — сказал я, — и искренне сочувствую. Значит, вас будут бить значительно дольше и сильнее, чем друга. Я бы даже применил здесь термин не «бить», но «мудохать». Простите за вульгаризм.
— Вы это всерьёз говорите или просто шутите? — озабоченно уточнил старший. Мне он с самого начала показался более рассудительным. — В конце концов, не в тюрьму же мы направляемся и не в армию.
"Ми-илай! — подумал я. — Да в тюрьме и армии таких, как вы, и не бьют вовсе, а по-другому используют".
— Шучу, разумеется, — сказал я успокоительно. — Но во всякой шутке… Понимаете? Так что, ежели кто примется вас вдруг тиранить, предлагаю, прежде чем демонстрировать воинские искусства, сослаться на знакомство со мной. Скажите, мол, Капрала знаем, и он к нам благоволит.
— Думаете, это поможет?
— Ха! Надеюсь. — Я был сама уверенность.
— В таком случае, вы, должно быть, здешний "крёстный отец"? Или как это… "первый парень"?
— Не совсем. Просто у меня участковый — лучший друг. А мой папа — хоть и не «дон» в классическом смысле, но вроде того. Председатель поселкового совета. Мэр, если хотите. Погодите-ка, — спохватился я, — а что за беда приключилась с нашей экологией?
— Рыба, простите и вы меня за вульгаризм, дохнет, — сказал старший. — Будем разбираться, отчего. Я ихтиолог. Алеша — биохимик. Меня, кстати, Яковом зовут.
— Меня Филиппом, — нехотя сознался я и, повернувшись вполоборота, подал им руку. — Что ж, будем знакомы.
