Отдали команду спускать шлюпку по правому борту, палубная команда засуетилась, забегала. Шлюпка идти не хотела, припадала на корму; блоки, тронутые солью, визжали на разные голоса. Потом шлюпка все-таки пошла, но пошла рывками и опять как-то наперекосяк. Вахтенный штурман кричал и матерился с мостика.
Капитан Арбузов побрился, принял душ, набрав в ладонь одеколона, яростно похлопал себя по шее и щекам, начал одеваться, косясь в зеркало. В зеркале смотрел на него курносый молодой мужик, с курчавой, изрядно, правда, заросшей головой, в свежей белой рубашке апаш и светло-серых, хорошо отутюженных брюках. Он подмигнул ему, взял со столика заботливо завернутый и перевязанный кладовщиком Казаевым пакет с "гостинцем" – две бутылки "Юбилейного", банка черной икры, замороженный лангуст (для такого случая и припасал капитан лангуста) – и вышел из каюты.
Вахтенный дал команду гребцам занять свои места. Потом спустили в шлюпку жестянки с кинофильмами "на обмен". Тут подошел и капитан, такой светленький и чистенький, что казалось, он попал сюда случайно. Капитан окликнул боцмана, сидящего в шлюпке на корме за рулевого, показал ему пакет, потом погрозил кулаком, поясняя меру ответственности за его сохранность. Боцман понимающе закивал, преданно заулыбался и даже путано перекрестился, заверяя, что меру эту он осознал. Арбузов аккуратно бросил пакет прямо на протянутые руки боцмана, спустился сам, осторожно, стараясь не испачкаться о деготь уключин, влез в шлюпку, и только тут обнаружилось, что одного гребца не хватает.
– Хороши у тебя порядки,- не без иронии заметил капитан боцману.
– Кого нет?! – гаркнул боцман, уже сообразив, что нет Зыбина.- Зыбина нет!-Он взглянул наверх, увидел торчащую над фальшбортом голову Сережки Голубя и скомандовал: – Голубь, в шлюпку!
Сережка спустился мигом, и они отчалили. Пару раз ударили веслами невпопад, а Сережка, который и не помнил, когда в последний раз держал в руке весло, от возбуждения и желания показать свое умение сразу "схватил леща", обдав брюки капитана мелкими брызгами.
– Но…о! – строго закричал Арбузов.
Дальше приноровились, пошли как будто ладно, разгонисто. "Не умеют грести,- подумал весело капитан.- Я лучше их гребу…"
Капитану Арбузову было тридцать два года. Парень он был неглупый и знающий, но, кроме того, еще и везучий: дважды попадал он в кампанию "по выдвижению молодежи на руководящие посты".
Была в нем цепкая русская хватка и трезвая ясность, чуждая нерешительности и всяческому мелкому самокопанию. "Поставили капитаном – буду капитаном. Ошибусь – поправлюсь. Не поправлюсь – другие поправят. Выгонят – поделом значит, дурак". Он рассуждал, как рубил топором. Кстати, он любил колоть дрова. При этом громко ухал и крякал. Еще любил играть в городки. Шумно, фыркая и обливая все вокруг, мылся. Охотник был не только выпить, но и поесть, а выпив и поев, танцевать. Спал без снов. Жена Галя родила ему двух сыновей. Он любил кидать их к потолку, хохотал и визжал вместе с ними. Он вообще любил шум. Приемник ставил на полную громкость, так, что все грохотало вокруг. Любил слушать песни советских композиторов и американский джаз с длинными сухими брэками. Двенадцать раз смотрел фильм "Волга-Волга". Его любимым писателем был Зощенко.
Шлюпка шла быстро, но Арбузову казалось, что не очень, потому что "Вяземский", такой близкий, когда он смотрел на него с мостика, приближался медленно. Плавная, совсем почти неприметная волна то легко и мягко поднимала шлюпку, то опускала, словно стараясь спрятать от множества глаз, устремленных на нее. Вскоре Арбузов заметил, как от борта "Есенина" тоже отвалила шлюпка, и, придирчиво косясь, отметил., что его ребята гребут не хуже, чем "есенинцы".
Через четверть часа Арбузов и капитан "Есенина" Иванов уже сидели в идеально прибранной, доблеска надраенной каюте Константина Кирилловича Кисловского – ККК – так называли все знаменитого капитана БМРТ "Вяземский". Стол под ломкой, сахарно искрившейся от крахмала скатертью был тесно уставлен закуской и напитками. "Молодец ККК,- подумал Арбузов,- умеет дело поставить…"
Говорили, разумеется, о рыбе. Кисловский, большой, тучный, с седеющей красивой головой, развалясь в кресле, ругал все и всех: ученых-ихтиологов, погоду, совнархоз, Госплан. Арбузов поддакивал. Иванов слушал молча.
– Я рыбу знаю,- громко говорил Кисловский.- Когда я на рыбе, мне фишлупа не нужна. Я ее и без фишлупы вижу. А тут нет ни черта, и ты,- он ткнул пальцем в грудь Арбузова,- ты зря сюда пришел. Бежать надо отсюда. Бежать к чертовой матери! Или назад беги, за Зеленый мыс, под Дакар, или на юг беги, к Кейптауну. Я на юг пойду. А в общем, как ни кинь, всюду клин.
– Это точно,- сказал Арбузов.
Начали обсуждать план, как искать сардину, прикидывать сроки переходов.
– Ну, ладно,- махнул рукой Кисловский,- хватит разговоры разговаривать.- Он быстро и ловко разлил водку в рюмки, поднял свою: – Со свиданьицем, как говорится…
Чокнулись, выпили и; как это делают мужчины, не глядя друг на друга, захрустели маленькими пупырчатыми огурчиками.
– Нарваться сдуру на косяк, конечно, можно,- продолжал ККК.- Да вот ваш же "Державин" в прошлом году так налетел на рыбу и пошел таскать. Но ведь один год налетишь, а другой и промахнешься. Я нашим в совнархозе сто раз говорил; хотите добывать рыбу в тропиках – изучайте сырьевую базу. Не экономьте на ерунде, дороже обойдется. Им как об стенку горох. Японцы, те как сделали? Насажали в Бразилии своих людей, поисковые суда пригнали, все разведали, все вынюхали, тогда и пришли ловить. А нам? Трал в руки,- давай план! А тут нет ни черта!
– Это как сказать, Кириллыч,- задумчиво возразил Иванов.- Рыба тут есть. И много. Единственно, в чем ты прав: нужны маленькие суда-разведчики. Пока мы знаем только, что два раза сардина собирается в косяки у берегов. Но у каких берегов? Французы, португальцы ловят под Марокко, у Анголы, а еще где она? Этого мы не знаем. Искать, видимо, надо все-таки здесь, на континентальном склоне, до больших глубин…
– Это точно,- сказал Арбузов.
– А сардина туг есть,- повторил Иванов и потянул с тарелки розовый ломоть семги.
– Ни черта мы не знаем, есть или нет! – взревел Кисловский, не прожевав ветчину.
– А ты вот ответь: зачем она собирается в косяки? – спросил Арбузов у Иванова.- Зачем ей это надо?
– Ясно, что не для нагула.- Иванов говорил тихо, не трогая закуску в тарелке.- Зоопланктона здесь мало. Известно, что она собирается в косяки после нереста. Очевидно, ей требуются определенные экологические условия и она находит их в местах концентрации…
– Ну да,- перебил Кисловский.- По-русски говоря, она собирается в косяки потому, что так ей лучше. Ты закусывай давай, академик.- Он захохотал и начал разливать по второй.- Ей лучше собираться в косяки, вот она и собирается. Чувство локтя, так сказать…
