— И вырваться невозможно? — огорченно спросила Уиллоу.
Занятно, подумал Ринарк, взглянув на нее, до чего по-разному ведут себя люди в критических ситуациях. Уиллоу выглядела донельзя расстроенной, Аскийоль — будто ничего и не произошло. Интересно, в каком состоянии окажется Толфрин?
Кляйн ответил:
— Верно, детка. Вырваться отсюда еще труднее, чем попасть сюда. Вы ведь не существуете полностью в пространственно-временной матрице той вселенной, в которой в данный момент находится Призрак. Мы как бы перетекаем в другие измерения. Так что, пытаясь покинуть его, вы встречаете эти измерения под острым углом и — хоп! — расщепляетесь. Какая-то часть вас движется одним путем, остальное — другим. Нет, отсюда вам не вырваться.
— Что, Ринарк, проблем прибавилось? — поинтересовался Аскийоль, поигрывая перчатками.
— Прибавилось и сведений, не зря я узнавал, — утомленно сказал Ринарк. — А что ты разузнал?
— Определенного немного. У одиннадцати планет куча названий в честь людей и не людей. Есть миллион теорий о природе Призрака, как правило основанных на фольклоре и суевериях. Говорят, что первым появился Трон, он, надо думать, и стал родоначальником системы. Поэтому, вероятно, тронцев и не устраивает появление чужих кораблей.
— Что еще?
— Есть некая раса, в просторечии именуемая «тухлая слизь», которая, как предполагают, знает историю мультиверсума. Есть некая планета, именуемая Рваная Жалость, где, как предполагают, и составлен адский замысел этой адской системы.
— Нечто подобное говорила мне Мери, — подтвердил Ринарк.
Вошел Толфрин — едва передвигая ноги. Ни слова не сказав, рухнул на кушетку.
Ринарк подождал и заговорил вновь:
— Есть вопросы, на которые мы должны ответить. И ответов будем добиваться, не жалея времени.
Почему орбита Призрака столь необычна? Каким образом он движется? Если разберемся в принципе движения, не исключено, что нам удастся, доработав, заложить его в конструкцию кораблей, предназначенных для эвакуации нашей галактики. Как бы логика, если можно так выразиться, этой системы ни была чужда нам, мы обязаны ее одолеть. И еще я думаю — все ли вселенные сжимаются одновременно?
Последний вопрос прозвучал как-то нерешительно. Ринарк, судя по всему, на первое время решил оставить его открытым.
— Если все, то шансов на эвакуацию практически нет. С другой стороны, то, что мы выясним, позволит нам...
— Остановить вселенную в ее естественном движении к распаду или изменению? Что вы, Ринарк! — рассмеялся Кляйн.
— Да, Кляйн, — если придется на это пойти!
— О чем, к чертовой матери, мы все тут болтаем? — устало заговорил Толфрин. — Нас только трое — трое против естественной вселенной. О неестественной вселенной, ужасном месте, где мы сейчас находимся, я уж не говорю.
Он покачал головой.
— Признаться, то немногое, что я узнал, заставило меня почувствовать себя беспомощным, бесполезным, бессильным. Лучше махну рукой, чем буду бороться с тем, что, судя по всем сведениям, является необъятным и неумолимым движением сил природы, которое с логической неизбежностью должно привести к концу человечества — и органической жизни вообще — и в нашей, и в других вселенных. Человечество отжило свое, и все, что в наших силах, — это назвать вещи своими именами. Если ты можешь возразить, Ринарк, я был бы признателен...
А Ринарк вдруг почувствовал, что не хочет больше удерживать Толфрина.
— Сомневаюсь, что смогу дать ответ, который бы тебя удовлетворил, — сказал он печально. — Ты фаталист. А любой фаталист — только не обижайся — еще и человеконенавистник.
Качественное отличие человечества от любых других форм жизни в нашей Вселенной состоит в его способности управлять природой. Человек и дорос до Homo sapiens, Человека Мыслящего, за счет того, что тясячелетиями практически не зависел от окружающей среды. Он приспосабливался к ней, приспосабливал ее, покорял ее. Сколь бы ни был велик масштаб неминуемого бедствия, с которым сталкивается наша раса, этот закон продолжает работать. В нашем случае, возможно, придется покинуть все привычное и заняться адаптацией к новой среде — и управлением ею. Если Человеку это окажется по силам, он навсегда докажет законность и оправданность своего существования!
Толфрин, подавленный страстностью и убежденностью тирады, не нашелся, что ответить. Лишь покачал головой и продолжал молча размышлять. Ринарк чувствовал — этот человек сдал, так механик чувствует близость разрушения детали, исчерпавшей свой ресурс.
Он ограничился словами: «Раз так, тебе лучше остаться здесь».
Толфрин кивнул:
— Я подвел тебя, Ринарк. Но, честно говоря, это выше моих сил, много выше. Кому-то из нас удается до сих пор сохранять оптимизм, но с фактами нельзя не считаться.
— Факты можно изменить, — сказал Ринарк; Толфрин его больше не интересовал.
— Решил завязать? — подмигнул Аскийоль. — С чего бы?
— Обстоятельства сильнее меня, — горько усмехнулся Толфрин, поднялся и вышел из комнаты.
Аскийоль обернулся к Ринарку:
— Понять не могу, с какой он стати?
— Надеюсь, что не можешь, — мягко сказал Ринарк.
Он наблюдал за приятелем: тот, ошарашенный и смятенный, уже отвернулся и не сводил взгляда с Уиллоу.
У той на глаза навернулись слезы:
— Я не могу на это отважиться. Мы только что такое перенесли, и опять...
— Ты разлюбила меня, в этом дело?
— Да нет же, Аскийоль, ты мой любимый навсегда. Но ты... ты бы мог остаться со мной здесь?..
И снова Аскийоль взглянул на Ринарка.
— Мы летим на Трон, — заявил он как о чем-то решенном.
— Что ж, раз ты надумал присоединиться...
— Береги себя, Уиллоу, — тихо сказал Аскийоль. — Может, я и вернусь, кто знает?
И вот для них с Ринарком стали прошлым, и эта комната, и небоскреб, и весь этот странный город. Они подходили к площадке, к своему опаленному кораблю, готовые плечом к плечу встретить ужасные испытания, а может, и саму смерть.
— Одним шутом меньше, — засмеялась Уиллоу, улыбнувшись Кляйну. — Да мало ли таких — морочат сами себя, они, дескать, «взыскуют высших ценностей», просто чтобы уйти от ответственности! Одним шутом меньше.
— Что есть ответственность? — на сей раз Кляйн был афористичен. — Уж кто-кто, а этот ваш шут знает: ответственность, моя милая, — эвфемизм самовыживания.
Она, казалось, не поняла Кляйна.
— И что бы ему остаться..;
Ринарк колдовал над главным пультом управления корабля, вызывая к жизни всю сложнейшую махину.
