К моему удивлению, он не стал углубляться в эту тему.
— А это тоже чешется? — указал он на безволосую, немного раздувшуюся полоску голого пола, кромку между внутренней и внешней поверхностями дома.
От одной только мысли об этом соответствующую область моей анатомии пронзили иглы.
— Да! — резанула я, запрещая своим рукам приближаться к той самой части тела. — Что это? И почему я чешусь? У меня же нет чертовой сыпи!
— Симпатическая реакция. Ваша нервная система реагирует на болезнь, поразившую вашу дражайшую половину.
— Мою… что?
— Дом.
— Думаю, вам лучше объясниться, мистер! Я не замужем за этим домом.
— О, нет, — ухмыльнулся он. — Ваши отношения много ближе. — Затем, увидев мою горестную реакцию, как будто образумился. — Слушайте, вы ведь знаете, что этот дом вырастили из ваших стволовых клеток?
Я кивнула.
— Нам пришлось изрядно повозиться, чтобы наладить рост и развитие генов. Подоплека же всего этого… Дом — ваш близнец. ДНК — такая же. Нервная система — тоже. И, знаете ли, бывали такие случаи, когда Би-омы и их… э-э-э… источники оказывались чересчур уж симпатическими.
— Когда я покупала свой, меня об этом не предупреждали, — заявила я.
— Ну, из-за этого вопроса до сих пор рвут волосы… — Осознав свою оплошность, он осекся и покраснел, всячески избегая смотреть на ковер. — Ой, простите пожалуйста, мадам, я ничего такого не имел в виду…
— Давай, продолжай! — Меня, подобно приливной волне, захлестнуло нетерпение. Я почти сорвалась на крик: — Что за вопрос?!
— Э-э, ну, о том… реальные это побочные эффекты или же… м-м-м… психосоматические.
Я уставилась на него, а затем, совсем уж впадая в безумие, выдавила шепотом:
— Психосоматические?
Он кивнул, словно статуэтка гавайской танцовщицы.
— А ты в курсе, что гипоаллергенный синдром сам по себе считается психосоматическим?
— Да, конечно. Я хочу сказать, у таких, как вы, все-таки столько… неврозов.
Я словно наблюдала крушение поезда в замедленной съемке: парень понимает, что вот-вот скажет, но остановиться уже не в силах.
— «У таких, как вы…» — повторила я, начиная ощущать приближающуюся опасность.
— Я вовсе не это имел в виду, — запротестовал медтехник.
— Вот как? Послушай, тебе лучше убраться подобру-поздорову.
Он не стал спорить, собрал свое барахло и вышел за порог. Я хлопнула дверью, заперлась на замок и отправилась проверять запасы овсянки. Может, успокаивающая ванна даст облегчение моей коже, и я смогу наконец поразмыслить.
Я нежилась в ванной, наслаждаясь блаженным облегчением, и посредством дыхательных упражнений пыталась восстановить контроль над легкими. Я уже была готова отключиться, когда раздался стук во входную дверь. Ради всего святого! С его ухода минуло не более получаса. Что еще ему надо?
Набросив халатик, я прокралась в переднюю и открыла Фоксу.
— Ну? — выразила нетерпение я.
А он стоял да таращился из-за запотевающего щитка шлема.
— Что это значит?
— Э-э-э…
Я даже не озаботилась вытереть овсянку. Халатик прилипал там и сям. Я закуталась в него потуже, что было явной ошибкой: глаза парня и вовсе вылезли из орбит.
— Эй, Фокс! — Я щелкнула пальцами перед щитком. — Чего! Тебе! Надо?!
— Мадам, если я вам скажу это… Боюсь, вы пристрелите меня.
Да уж, по сравнению с остальным, что я выслушивала за последние семь лет здесь, на горе, это был почти комплимент. Да, я взглянула на арбалет, признаю, но только на секундочку. Я вздохнула:
— Обещаю, что не пристрелю. Говори!
Этот придурок кивнул, но ему понадобилось еще полминуты, чтобы раскрыть рот.
— Э-э-э… извините, что побеспокоил вас.
— Ты сделал это, потому что…
— А… Я, хм, поставил предварительный диагноз. Дому.
— И?
Ему пришлось предпринять определенное усилие, чтобы посмотреть мне в глаза, но в конце концов это ему удалось.
— Это… не аллергия.
— Так. Что же это тогда?
— Э… м-м… Послушайте, я просмотрел характеристики вашего дома. Вы, наверное, помните, что компании пришлось изменить его иммунную систему?
— Да, — кивнула я, — чтобы он не реагировал чересчур сильно на то, что вызывает у меня аллергию.
— Именно. Они, то есть мы, были вынуждены избирательно нарушить антигенраспознавательную систему, чтобы она не давала реакцию на… ну, на все подряд. Особенно на искусственное — пластик, краски, духи, инсектициды…
— Естественно, — согласилась я, теряя терпение. Как-никак стоял-то он там в шелково-хлопковом скафандре — как раз для того, чтобы не вызывать у меня реакцию.
— А это подразумевало снижение иммунитета, который вы уже приобрели по отношению к определенным естественным… биологическим угрозам.
— К чему ты клонишь? — взвилась я. — Мой дом отравился?
— Формально — нет! — выпалил Ренар.
— Ну тогда что, черт возьми, не так?
— Дом заражен.
Что? Я уставилась на медтехника. Он же не отрывал взгляда от пола. Несмотря на щиток, я видела, что он весь красный. Как будто это он был болен.
— Заражен… чем?
Ренар поднял глаза, но тут же их опустил.
— Сначала я подумал, что это может быть вирус герпеса…
— Герпеса?!
От моего высокого «до» он прямо подскочил на месте, но меня уже понесло. Я завизжала:
— О чем ты толкуешь?
— Varicella zoster[14].
Zoster? Я это где-то уже слышала. Но хоть тресни, вспомнить не могла.
— Vari…
— Это детская болезнь. Была раньше. Сегодня-то вряд ли кто ею болеет, потому что у большинства детей на нее уже иммунитет.
— У большинства детей, — повторила я, подбоченясь. И вдруг обнаружила, что наклоняюсь вперед. И с безрассудной отвагой все продолжаю наклоняться, совершенно игнорируя то обстоятельство, что халатик мой распахнулся. По сути, я сделала гигантский шаг к нему, прежде чем спросила: — А что насчет дома?
Ренар облизнул губы.
— Мы… не думали, что в этом возникнет необходимость. Здесь, наверху, вероятность заражения…
Вот оно.
— Заражения — чем?
И тут в глубинах моей памяти шевельнулись латинские слова. О нет! Я вновь отступила, уставившись на парня. Затем обвела диким взглядом все стены — бледные, усеянные красными точками и пузырьками стены.
— Росинка на розовом лепестке… — Так в медицинских справочниках моей мамы описывалась сыпь. Я повернулась к Ренару: — У моего дома… ветрянка?
Он опять пожал плечами:
— Мы можем провести анализ крови. Для полной уверенности.
Я покачала головой, старательно удерживая кулаки на бедрах. Я не поддамся — ни желанию почесаться, ни необходимости вытрясти все дерьмо из этого, с позволения сказать, медтехника.
