Оркестр замолк. Люди мечутся в поисках убежища. Между прочим, без малейших на то оснований. При коллапсе нуль-канала происходит всплеск рентгеновского излучения, но интенсивность его слишком мала, чтобы проникнуть сквозь атмосферу Мауи-Обетованной. А вот виден и второй поток плазмы: «Лос-Анджелес» отходит на безопасное расстояние от быстро распадающейся небольшой черной дыры. Поднимается ветер, и море покрывается рябью. Ночью будут необычные для этих мест приливы.
Мне хочется сказать что-то значительное, но я не нахожу слов. К тому же толпа не расположена слушать, хотя я пытаюсь внушить себе, что сквозь вопли и проклятия до меня доносятся и приветствия.
Я кладу руку на сенсорный узор, и ковер-самолет быстро проносится над скалой и над гаванью. Лениво парящий в полуденных восходящих потоках царь-ястреб хлопает крыльями, когда я к нему приближаюсь.
– Пусть только попробуют прийти! – кричу я вслед напуганной птице. – Пусть попробуют! Мне будет всего тридцать пять, и я буду не один. Пусть они приходят, если посмеют! – Я ударяю по ковру и смеюсь. Ветер раздувает мои волосы и холодит вспотевшую грудь.
Успокоившись, я беру курс на самый дальний из подплывающих островков. Надеюсь, я встречу других. Я буду говорить с Морским Народом и скажу им, что время наконец пришло и в морях Мауи-Обетованной скоро появится Акула.
Позже, когда будут выиграны все сражения и они станут владыками мира, я расскажу им о ней. Я буду петь им о Сири.
* * *
Потоки света – отблески далекой космической битвы – были все так же ослепительны, но сюда доносились лишь завывания ветра на горных склонах. Паломники сдвинулись еще тесней и склонились над старинным комлогом, словно ожидая продолжения.
Его не последовало. Консул вынул микродиск и положил его в карман.
Сол Вайнтрауб, погладив спящую дочку, повернулся к Консулу:
– Вы, конечно, не Мерри Аспик.
– Конечно, нет, – ответил Консул. – Мерри Аспик погиб во время восстания. Того, что называют Восстанием Сири.
– Как к вам попала эта запись? – спросил отец Хойт. Даже сквозь маску боли на его лице было видно, что история глубоко тронула его. – Потрясающая запись…
– Он передал ее мне, – ответил Консул. – За несколько недель до гибели в Битве при Архипелаге. – Консул взглянул на удивленные лица слушателей. – Я их внук, – пояснил он, – внук Сири и Мерри. – Мой отец, тот самый Донел, которого упоминает Аспик, стал первым председателем Комитета местного самоуправления после включения Мауи-Обетованной в Протекторат. Позже он был избран сенатором и оставался в этой должности до самой смерти. В тот день, на холме возле гробницы Сири, мне было девять лет. И мне исполнилось двадцать – вполне достаточно, чтобы присоединиться к повстанцам, – когда однажды ночью Мерри Аспик появился у нас на островке, отвел меня в сторону и запретил участвовать в их борьбе.
– А вы бы стали сражаться? – спросила Ламия.
– Разумеется. И наверняка бы погиб. Как третья часть наших мужчин и пятая часть женщин. Как все дельфины и многие плавучие острова при всех стараниях Гегемонии сохранить их в неприкосновенности.
– Поразительный документ, – сказал Сол Вайнтрауб. – Но почему вы здесь? Зачем вам паломничество к Шрайку?
– Я еще не закончил, – ответил Консул. – Слушайте дальше.
* * *
Мой отец был столь же слабым человеком, насколько сильна была бабушка. Гегемонии не потребовалось одиннадцати лет, чтобы вернуться, – факельные корабли ее ВКС появились на орбите, когда не истекло и пяти. Отец видел, как они разбили спешно построенный повстанцами космический флот. И все время, пока Гегемония вела осаду нашего мира, он был на ее стороне. Помню – я был тогда пятнадцатилетним подростком – как вдали горели десятки плавучих островов, а скиммеры Гегемонии освещали море разрывами глубинных бомб. Мы смотрели на эту картину с верхней палубы нашего семейного островка. Утром море стало серым от тел погибших дельфинов.
В те полные безнадежности дни после Битвы при Архипелаге моя сестра Лира ушла с повстанцами. Есть свидетели ее гибели. Но тело так и не нашли. Отец никогда не упоминал ее имени.
Через три года после прекращения военных действий мы, первые колонисты, стали на своей земле меньшинством. Островки были приручены и распроданы туристам в точности так, как предсказывал Мерри. Теперь Порто-Ново – одиннадцатимиллионный гигант: монументы, шпили и города-спутники на электромагнитной подушке заполнили все побережье. А гавань Порто-Ново – это некий экзотический базар, где потомки Первых Семей продают втридорога сувениры и прочие безделушки.
Некоторое время после того, как отца избрали сенатором, мы жили на ТКЦ; там я и закончил школу. Я был примерным сыном, на все лады расхваливал присоединение Мауи к Сети, изучал великолепную историю Гегемонии Человека и готовился к карьере на дипломатическом поприще.
И все время ждал.
Завершив образование, я вернулся на Мауи-Обетованную, где работал в Центральной Администрации. В мои обязанности входило посещение сотен буровых платформ, которые росли, словно грибы, на отмелях, наблюдение за стремительно возводимыми подводными комплексами и осуществление связи между Администрацией и корпорациями-подрядчиками с ТКЦ и Седьмой Дракона. Работа мне не нравилась. Но работал я хорошо. Всегда улыбался. И ждал.
Вскоре я женился на девушке из Первых Семей (она была мне дальней родственницей по линии Бертола, кузена Сири) и, получив на экзаменах в дипломатической академии наивысший балл, попросил направить меня на Окраину.
Так для меня и Грэси началась наша личная диаспора. Работал я хорошо. Я был прирожденным дипломатом. Через пять стандартных лет службы я стал вице-консулом. Через восемь – полномочным консулом. Для дипломата, который служит за пределами Сети, это было вершиной карьеры.
Я сам сделал свой выбор. Я работал на Гегемонию. И ждал.
Поначалу моя роль заключалась в том, чтобы всеми ресурсами Сети помогать колонистам делать то, что получалось у них лучше всего, – разрушать свой естественный образ жизни. Не случайно на протяжении шестивековой межзвездной экспансии Гегемония так и не встретила видов, которые по шкале Дрейка-Тьюринга-Чженя можно было отнести к разумным. Еще на Старой Земле установили, что всякий вид, который включит человечество в свою пищевую цепочку, неминуемо погибнет. Всякий раз, когда в процессе экспансии встречался вид, который мог серьезно конкурировать с человеком по интеллекту, он погибал задолго до включения планеты в Сеть.
