Тот показал большой палец. Отвлекаться на разговоры ему, похоже, было некогда. Он жадно озирался, набираясь впечатлений – приехал-то всего на два дня. Маргарита с улыбкой следила за внучком: вот он увидел утку, ведущую выводок от пруда; вот услышал крик петуха; вот заметил кривоногую Жучку, бегущую с высунутым языком, – испугался немного.
– Она не кусается, – сказала Маргарита. – Пошли давай. Наглядишься еще.
От остановки до дома было минут пятнадцать ходу. А они шли почти час. Внучок то и дело останавливался, отвлекаясь на всякую ерунду, – то жука в траве углядит, то ластящуюся кошку погладит, то к ласточкам под крышей взглядом прикипит – по всему видно было, что в деревне он впервые.
В избе он и вовсе застыл на пороге. Бабушка Маргарита трогать его не стала, прошла на кухонку, затопила печь по-летнему – пучком хвороста. Углей хватило на два десятка блинов. Она складывала их стопкой, прислушивалась: как там внучок? Аккурат к трапезе он освоился, прошел в комнату, посидел на скрипучем диване, слушая, как бьются мухи в стекло, потом перебрался на стул к окошку, кончиком пальца собрал капельки с «ваньки мокрого», попробовал их на вкус.
– Проголодался, чай, – сказала бабушка Маргарита, расстилая салфетку поверх скатерти.
Она принесла блины, сметану в миске, масло в кружке и мед в блюдце. Спустилась в подпол, вернулась, держа в руке крынку. Быстро сняла вершок на сметану, налила молока в стакан.
– Запивай.
Внучок Боря уплетал блины так, что за ушами трещало. Бабушка Маргарита села против него, включила тихонько радио, из комода вынула фотоальбом, положила его на стол, развернула, подвинула к внуку. Взялась рассказывать:
– Это твой дед. Он конюх был, а я в колхозе на птицефабрике работала. Пять детей у нас было: Гена, Юра, Марина, Вася и Таня. Марина маленькой умерла – жизнь тогда была такая. А Васю в двадцать лет бык забодал.
Она тихо заплакала. Внук перестал есть, посмотрел на нее с интересом – как на жука или на ласточек.
Она вытерла слезы, покашляла, стала дальше листать альбом:
– Вот мы в Москве на выставке. А это корова наша, Зорька. Видишь, дою я ее. Дед тогда фотоаппарат в спортлото выиграл, вот, баловался, снимал все. В рундуке до сих пор его красный фонарь лежит. А остальное внуки давно разобрали. Ты-то что хочешь на память взять? Какой сувенир? Решил уже?
– Нет, – Боря покачал головой.
– Ну да ладно, потом надумаешь. – Она махнула рукой и встала, чтобы собрать посуду.
– А что мне делать можно? – спросил внук, тоже поднявшись.
Она пожала плечами:
– Погуляй пока. Потом поможешь. Делов на сегодня немного: яйца у кур соберем, малину на варенье пощиплем. А завтра за водой сходишь, баньку затопим.
– А потом? – спросил он.
– А потом видно будет, – ответила она и улыбнулась.
* * *
Утром Борю разбудили петухи. Он долго лежал на пуховой перине, вслушивался в непривычную тишину, пытался угадать, что за звуки раздаются на улице. Потом поднялся.
Пол был холодный, и ему пришлось обуть войлочные галоши – бабушка назвала их смешным словом «чуни». В комнате – горнице – было светло. За окном от ветра шевелился куст – сирень. По ней, звонко цвыркая, скакала стайка мелких птичек – их название Боря еще не знал.
– Проснулся ли, паря? – Бабушка заглянула в комнатку, где из всей мебели были кровать, два сундука, лавка и стол. – Пошли в избу, завтракать пора.
Боря еще вчера понял, что кормят здесь, как на убой, – это странное выражение он прочитал в путеводителе. Завтрак только усугубил это впечатление. На столе стояли чугунок с картошкой, миска с солеными грибами, тарелка огурцов, сало, кружка молока и ломоть хлеба.
– Лениться не дам, – сразу предупредила бабушка. – Так что заправляйся и выходи. А я пока пойду жуков с картошки собирать. Ползут, сволочи, откуда-то! Жжем их, жжем, а они все равно лезут.
Она покачала головой, быстро собралась и ушла, что-то бормоча под нос. Борис выглянул в окошко, но бабушки не увидел. Его внимание привлекла девушка в сарафане и резиновых сапогах. Она явно была местная – шла куда-то по своим местным делам, несла на плече грабли. Борис с интересом проследил за ней, только потом взял из чугунка картофелину, положил рядом с ней на тарелку ложку грибов и кривой пупырчатый огурец, отщипнул немного хлеба…
Еда была простая, грубая, но довольно вкусная.
Борис быстро насытился, послушал радио, полистал фотоальбом. В избе было тихо и скучно, накрытый салфеткой телевизор, как выяснилось, не работал, а в окне мало что можно было разглядеть, поэтому Борис, не теряя времени даром, отправился на улицу. Бабушку он нашел за домом – она ходила по полю с банкой в руке, собирала в нее ярко-оранжевых личинок и полосатых жуков. Увидев внука, она поставила жестянку на землю, закрыла ее и, вытирая шершавые руки о замызганный подол, поспешила к тропке, справа от которой росла жгучая высокая трава, а слева – колючие кусты с зелеными, должно быть, незрелыми ягодами.
– Ну, паря, пошли сено валить, – сказала бабушка. – Одной-то мне несподручно, а вдвоем управимся быстро. Ты подавать снизу будешь, а я по сеновалу раскладывать. Сможешь?
Боря пожал плечами. Откуда ему было знать?
Но крестьянская работа оказалась простой. Знай, тыкай вилы под правильным углом в кучу сухой травы да поднимай ее повыше и пихай под крышу двора. Сено приятно пахло, но с него летела колючая труха. Боря поначалу отряхивался, выскребал мусор из волос пальцами, но бабушка, заметив это, высмеяла его.
– Чай, не вши, чего ты там колупаешь? В баню пойдешь скоро, вычешешь все, вымоешь.
Несмотря на неприятные мелочи, в целом Боре работать понравилось. Он помог бабушке вычистить козью стайку, принес на двор пять охапок соломы, помахал косой, срезая лопухи и одуванчики в низинке за домом. И очень удивился, обнаружив на ладонях надувшиеся пузыри.
– Ну и хватит на сегодня, – решила бабушка Маргарита, с улыбкой оглядев внука. – А то завтра не встанешь, с непривычки-то.
Они сели на лавочке в тени большой липы. Какое-то большое насекомое упало в траву под ноги Боре, зажужжало. Он наклонился, вопросительно глянул на бабушку.
– Шмель это, – ответила она на незаданный вопрос. – Ты его не трожь, укусит… А перед отъездом, может, сходим с тобой на пасеку. Пчел поглядишь. Хочешь?
– Хочу.
– Что-то ты молчишь все. Рассказал бы, как дела в городе, что в мире делается.
Внук глянул на нее чуть испуганно, чуть растерянно – словно школьник, не выучивший урока, но думавший, что сегодня его к доске не вызовут. Она тут же поняла, что спросила лишнего, замахала руками, засмеялась:
