— Невозможно! Владелец верховной власти всегда извлекает выгоду из своего положения, — хмыкнул репортёр. — В истории так было всегда!
— «Было всегда» не гарантирует, что «всегда будет». Один мой коллега сказал, что понятие «гринвич-тайм» стало расщепляться и приобретать новое значение… — задумчиво сказал обозреватель. — Вчера юморист Биттерман с Первого Всемирного канала пошутил, что королева Николь вовсе не входит в союз с Северными, а берёт их под своё крыло. Интересная шутка! Королева Никки очень необычная девушка…
«Да, моя Никки такая…» — с гордостью подумал Джерри, снова потерявший связь с реальностью.
Даже королевская свадебная церемония рано или поздно подходит к концу. Люди в сюртуках произнесли нужные ритуальные заклинания и задали какой-то важный вопрос принцу Айвану.
Воцарилась общая внимательная тишина.
— Да! — громко ответил принц.
Этот важный вопрос задали и Никки.
— Да, — негромко, но не колеблясь, ответила она.
Обряд венчания завершился.
Джерри вскрикнул от резкой боли за рёбрами.
Под овацию многочисленных гостей принц Айван крепко, даже слишком, поцеловал в губы свою невесту, вернее, уже жену. Это вызвало у Джерри, отупевшего от мучений, новое раздражение — Айван загородил от него лицо Никки.
На поляне перед церковью закипело шумное празднество, но Джерри уже почти ничего не видел. Юноша впал в странное оцепенение. Он до самого конца бессознательно надеялся на какое-то чудо. Сколько раз в фильмах он видел, как невесты срывают с себя фату и говорят всем: «Нет! Я люблю другого!»
Проклятые голливудские сказки! В жизни так мало счастливых развязок.
Клубок колючей проволоки ворочался в груди, царапая сердце, а в голове беспощадно гремело:
«Конец! конец… ты вчера был как лев… Джерри, наклонись ко мне… больше никогда! никогда…»
Джерри очнулся, лишь услышав:
— Сейчас молодожёны удаляются в свои покои, куда нас с вами, уважаемые дамы и господа, не пустят, — весело сказал комментатор. — До сих пор остаётся тайной, где новобрачные проведут медовый месяц. Когда мы в следующий раз увидим эту блестящую пару, королеву Николь и принца Айвана? Никто не знает.
Эти слова оказались самым болезненным ударом в еле живое Джеррино сердце.
Никки и Айван остановились на верхней ступеньке белой мраморной лестницы. Слуги уже открыли перед ними резную высокую дверь замка. Королева Николь и принц Айван обернулись и помахали остающимся людям рукой. А Никки внимательно и серьёзно посмотрела с экрана прямо в глаза Джерри. Её губы что-то шепнули, но он не разобрал.
Возможно, она сказала «прости»… или «прощай»…
Дверь закрылась за Никки, отрезав от его души кусок размером в сердце.
Экран стал безнадёжно серым, а мир — необратимо чёрным.
Всё кончилось.
Боль навалилась на Джерри с новой, невиданной и нестерпимой силой. Ослепнув от неё, он рухнул на колени. Правая рука, в инстинктивном поиске опоры, попала в открытую сумку и задела пузырёк — подарок Моны, который сразу отреагировал:
— Мгновенный сон с лучшими воспоминаниями жизни! Переживите радостные моменты ещё раз!
Джерри, не раздумывая, вытряхнул пузырёк в рот и залил шипящей ледяной жидкостью из валяющейся под ногами бутыли.
Струя холода ударила в разломанное сердце и заморозила его. Юноша судорожно схватился за грудь. Его глаза утратили лихорадочный блеск, остановились на угасающем пламени камина и почернели. Бутылка с водой покатилась прочь, выбулькивая содержимое на темнеющий ворс светлого ковра. Пузырёк отлетел в другую сторону, тревожно пища:
— Смертельная доза! Вызывайте доктора! Смертельная доза! Безвыходный сон! Безвыходный!
Юноша медленно упал набок возле камина. Его рука обессиленно откинулась в сторону, и ладонь разжалась.
Из неё выпал золотой кристалл с оборванной нитью. Блеснув в последний раз, он погас в каминном пепле.
Могучий удар грома, прорвавшийся от близкой грозы, сотряс дом до основания. Но Джерри уже ничего не слышал: улыбаясь, он погружался в сон без дна.
У него не было другого выхода.
Его грудь больше не болела. Джерри снова видел Никки — и был счастлив.
Голова не гудела, а выла. На грудную клетку наступил свинцовый башмак, и обиженное сердце трепыхалось, захлебываясь тягучей, неповоротливой кровью. Ртутно-тяжёлый воздух прижимал плечи, больно стекал по рукам вниз.
Никки открыла люк. В катер вошли солнце и едкий дым сгоревшей травы. Последнее, что запомнила Никки перед посадкой на крошечную полянку, — это свои побелевшие ладони, вцепившиеся в штурвал. Потом перегрузка втоптала её в беспамятство.
Надо было полностью доверить управление Робби, но Маугли казалось, что он делает всё слишком медленно. Впрочем, судя про продолжительности и частоте отключений сознания пилота-человека, половину пути рулил именно компьютер.
Никки вывалилась из люка и поспешила изо всех сил к дому, стоящему на возвышении. Но ноги не могли быстро идти, и какой-то непонятный ужас наваливался на девушку при приближении к безмолвному бревенчатому дому.
— Никакой активности не улавливаю, — сказал сверхчувствительный Робби.
Еле удерживая сердце и дыхание, Никки взбежала по лестнице.
Дом, не возражая, впустил её.
С порога девушка сразу увидела Джерри.
Он лежал на ковре, подломив под себя руку. На белом лице застыла улыбка. Чёрные глаза юноши были открыты, сухи и мертвы.
— Никого нет дома, — тихо сказал испуганный домашний гном.
И Никки закричала. Бесцельно и бесполезно.
Его грудь больше не болела. Джерри снова видел Никки и был счастлив.
Над их головами шелестели листья. Уютный столик на двоих стоял под цветущей старой вишней. Бело-розовые лепестки беззастенчиво сыпались им на головы и в мороженое. Никки сидела напротив — в коротком платье светлой сини. Глаза девушки светились ярче солнца в хрустальных волосах.
Ей не сиделось на месте. Она, не выпуская из рук конус с мороженым, то подбегала к краю пруда с плавающей россыпью цветочных облётышей, то рассматривала толстый кривой ствол, трогая янтарные капли смолы, выступившие и затвердевшие на морщинистой вишнёвой коже.
Никки попробовала мороженое Джерри, которое, конечно, оказалось вкуснее, чем у неё, и они немедленно поменялись вафельными стаканчиками.
Джерри наслаждался каждой секундой этого мельтешения и щебетания и чувствовал себя весенним деревом с беззаботной птичкой, прыгающей на его ветках. Расшалившись, Никки мазнула юношу мороженым, а потом, извиняясь, слизнула сладкую каплю с его щеки. Тёплый язычок девушки прикоснулся к лицу юноши и вызвал оглушающий эмоциональный разряд. Щека Джерри навсегда сохранила это влажное мягкое прикосновение — так древний камень лелеет в серой шершавой груди отпечаток весёлой живой рыбки. Как Джерри хотелось схватить эту девчонку, прижать к себе и не отпускать миллион лет! Только боги знают, как ему было трудно удержаться в клятвенных рамках обычной дружбы.
