с опаской приблизились к ящику.
– Потерпите минутку, увидите.
– Том, им давно пора спать, – возразила Мэри. – Может, пусть завтра посмотрят?
– Нет. Я хочу показать им это сейчас. Подумаешь, лягут разок немного позже обычного!
Спустившись по лестнице, ведущей в подвал, Том скрылся за дверью и вскоре вернулся с отверткой. Встав возле ящика на колени, он принялся быстро, один за другим, вывинчивать скреплявшие доски шурупы. Отверткой он орудовал спокойно, умело, и вот наконец последняя доска встала к стене рядом с другими. Отцепив от крышки брошюру инструкции и гарантийный талон, Том подал их Мэри.
– Сбереги.
– Это же Нянюшка! – вскричал Бобби.
– Большая-большая Нянюшка!
Действительно, в ящике мирно покоился огромный черный агрегат наподобие исполинской черепахи, покрытый толстым слоем смазки. Всесторонне проверенный, настроенный, на полной гарантии.
– Именно, – кивнул Том. – Нянюшка. Новая Нянюшка. Взамен старой.
– Для нас?
– Ну, а то для кого же? – Опустившись в ближайшее кресло, Том закурил. – Завтра с утра включим ее, прогреем и поглядим, как работает.
Глаза детишек сделались круглыми, будто блюдца. Джин с Бобби молчали, не в силах выговорить ни слова – да что там, даже дух не в силах перевести!
– Только на этот раз, – предостерегла их Мэри, – держитесь подальше от парка. Даже близко к парку с ней не подходите, слышите?
– С чего бы? – возразил Том. – С чего бы им в парк не ходить?
Мэри с сомнением взглянула на мужа.
– Но вдруг эта, оранжевая, снова…
Том мрачно улыбнулся.
– Лично я им ходить в парк разрешаю, – сказал он и склонился к Джин с Бобби. – Ребятишки, гуляйте в парке, сколько хотите. Гуляйте и ничего не бойтесь. Ничего и никого. Понятно?
С этими словами он легонько пнул угол ящика носком ботинка.
– Больше вам во всем мире бояться нечего. Точно говорю.
Бобби с Джин закивали, не сводя с ящика немигающих взглядов.
– Хорошо, пап, – выдохнула Джин.
– Да ты только глянь на нее! – прошептал Бобби. – Только глянь! Скорее бы уже завтра!
Миссис Эндрю Кэсуорти, встречавшая мужа на парадном крыльце великолепного трехэтажного особнячка, в тревоге ломала руки.
– Что стряслось? – проворчал Кэсуорти, сняв шляпу и утерев носовым платком раскрасневшиеся, сплошь в синеватых прожилках щеки. – О господи, ну и жара сегодня… Так в чем дело? Что произошло?
– Эндрю, боюсь, что…
– Да что стряслось-то, черт побери?
– Сегодня Филлис вернулась домой из парка без Нянюшки. Вчера привела ее домой измятой и исцарапанной, а сегодня… Филлис так расстроена, что мне не удалось вытянуть из нее…
– Что значит «без Нянюшки»?
– Филлис вернулась домой одна. Сама. Совсем одна.
Широкое, заметно обрюзгшее лицо главы семейства исказилось от ярости.
– Что случилось?
– Кто-то напал на ее Нянюшку. В парке, как и вчера. Напал и… сломал ее. Разнес вдребезги! Из рассказа Филлис я мало что поняла. Кто-то черный… черный, огромной величины… должно быть, другая Нянюшка.
Кэсуорти медленно выпятил нижнюю челюсть. Пухлые щеки его столь же медленно налились нездоровым, зловещим свекольным румянцем. Стиснув зубы, Эндрю Кэсуорти резко развернулся на каблуке.
– Куда ты? – в тревоге пролепетала его жена.
Багроволицый толстяк быстрым, решительным шагом двинулся по дорожке, ведущей от крыльца к глянцевито блестящему роскошному автолету, на ходу протягивая руку к дверце.
– За новой Нянюшкой, – буркнул он. – За лучшей, черт возьми, Нянюшкой, какая только сыщется в городе. За лучшей и самой большой… Пусть даже для этого придется объехать сотню магазинов!
– Но, дорогой, – начала было его жена, – мы правда можем себе это позволить? То есть не лучше ли повременить? Подождать, пока ты не сможешь как следует все обдумать? Может быть, со временем ты чуточку успокоишься и…
Ломая руки, жена в тревоге семенила следом и говорила, говорила, но Эндрю Кэсуорти не слушал ее. Пробудившийся к жизни автолет в нетерпении заурчал двигателем, готовясь сорваться с места.
– Меня не обскачет никто, – сурово сказал он, поджав пухлые губы. – Я покажу им, всем покажу! Пусть даже новый размер придется разработать с нуля. Пусть даже мне придется уломать одного из производителей выпустить новую модель для меня одного!
Странно, однако он точно знал: хоть кто-нибудь да согласится.
– Эй, Баббер, куда направляешься? – крикнул с той стороны улицы Эрни Милл, рассовывая газеты по ящикам.
– Никуда, – буркнул в ответ Баббер Серл.
Но Эрни не унимался.
– Снова подружку решил навестить? – с хохотом продолжал он. – Зачем ты к этой старушке ходишь? Рассказал бы и нам!
Баббер двинулся дальше. Свернув за угол, он оказался на улице Вязов. В конце улицы виднелся тот самый дом, немного сдвинутый в глубину участка. Двор перед домом густо зарос сорной травой – старой, давно засохшей, шуршащей, потрескивающей на ветру. Сам дом казался крохотным серым ящиком: обветшавший, некрашеный, ступени крыльца – и те прогнили насквозь. На крыльце стояло старое, тоже очень ветхое кресло-качалка под рваным, истрепанным покрывалом.
Баббер свернул на дорожку, ведущую к крыльцу, коснулся ногой шаткой ступеньки и шумно потянул носом воздух. Из-за двери веяло чудесным, теплым ароматом. Пахло так вкусно, что рот вмиг наполнился слюной, сердце часто забилось в предвкушении угощения. Поспешно взойдя на крыльцо, Баббер повернул ручку звонка. Звонок по ту сторону двери издал ржавый скрежет. На миг вокруг сделалось тихо, но вскоре изнутри донеслись шаги.
Дверь отворилась, и на крыльцо вышла миссис Дрю, древняя-древняя старушка – маленькая, иссохшая, точно трава на дворе перед домом. Улыбнувшись Бабберу, она широко распахнула перед ним дверь.
– Ты как раз вовремя, – сказала она. – Входи, Бернард, входи. Ты как раз вовремя: у меня все готово.
Баббер, не мешкая, подошел к кухонной двери и заглянул в кухню. Да, вон оно, большущее синее блюдо на плите! Печенье… целое блюдо печенья – теплого, свежего, только что из духовки. Печенья с орехами и изюмом внутри.
– Как на вид? – спросила миссис Дрю и, шурша юбкой, проскользнула в кухню мимо него. – Может, и молочка холодненького? Помнится, ты с удовольствием молоком его запивал.
Достав из сквозного холодильного шкафчика, выходящего на заднее крыльцо, кувшин, хозяйка налила Бабберу стакан молока, а часть печенья переложила на небольшую тарелку.
– Пойдем в гостиную, – сказала она.
Баббер согласно кивнул. В гостиной миссис Дрю поставила молоко и печенье на подлокотник дивана, а сама устроилась в кресле напротив. Баббер тут же плюхнулся на диван поближе к тарелке и принялся набивать рот угощением. Ел он, как всегда, жадно, не сводя глаз с тарелки, не говоря ни слова – только чавкая да причмокивая. Миссис Дрю терпеливо ждала, пока мальчишка не покончит с печеньем,
