Бродяги полагали, что Гробницы Времени – артефакты из их собственного будущего, а Шрайк – орудие искупления, ожидающее руки, которая должна его направить. Церковь Шрайка видела в этом монстре ангела мщения. Бродяги считали его плодом человеческого гения, посланным назад сквозь время, чтобы освободить человечество от власти Техно-Центра. Андил и ее техники должны были проверить все на месте и поставить эксперимент.
– Вы включите это устройство прямо сейчас? – спросил я. Мы стояли в тени сооружения, называемого Сфинксом.
– Нет, – ответила Андил. – Это нужно сделать накануне вторжения.
– Но вы говорили, что потребуется не один месяц, чтобы открыть при помощи этой штуки Гробницы.
Андил кивнула. Я впервые заметил, что глаза у нее темно-зеленого цвета. Она была очень высока ростом, и на поверхности ее скафандра проступали тонкие полоски силового экзоскелета.
– Наверное, год, если не больше, – сказала она. – Наше устройство разрушает антиэнтропийное поле очень медленно, но стоит процессу начаться, как он сразу станет необратимым. Поэтому мы не включим его, пока Десять Советов не решат, что вторжение в Сеть необходимо.
– А есть сомнения? – спросил я.
– Этические споры, – ответила Андил. Трое техников в нескольких метрах от нас натягивали маскировочную сеть и настраивали защитное поле. – Межзвездная война приведет к гибели миллионов, возможно, даже миллиардов. Вторжение Шрайка в Сеть чревато и вовсе непредсказуемыми последствиями. Но, раз уж мы хотим нанести удар по Техно-Центру, нужно выбирать.
Я снова оглянулся на устройство, а затем окинул взглядом долину Гробниц.
– Значит, если включить эту штуку, – сказал я, – обратной дороги нет? Шрайк вырвется на волю, а вам, чтобы взять его под контроль, нужно выиграть войну?
Андил мягко улыбнулась:
– Верно.
Тогда я застрелил ее, а вместе с нею и трех техников. Потом отшвырнул принадлежавший еще Сири лазер Штайнера-Джинна, сел на пустой ящик из-под аппаратуры и зарыдал. Через несколько минут я взял себя в руки. С помощью комлога техников я проник в защитное поле, сбросил с устройства маскировочную сеть и включил его.
Ничего не изменилось. Все вокруг было залито все тем же ярким светом уходящей зимы. Мягко светилась Нефритовая Гробница, Сфинкс по-прежнему смотрел в никуда. Тишину нарушало лишь шуршание песка о стенки ящиков и тела убитых. Но индикатор на устройстве Бродяг светился: оно работает… заработало.
Я медленно шел к кораблю, ожидая появления Шрайка и надеясь, что он все же появится. А потом больше часа просидел на балконе, наблюдая, как тени затопляют долину и заносит песком трупы. Шрайк не появился. Ни он, ни дерево со стальными шипами. Я сыграл на «Стейнвее» прелюдию Баха, включил двигатели и вышел в космос.
Связавшись с кораблем Бродяг, я сообщил им, что произошел несчастный случай: Шрайк уничтожил всех, кроме меня, устройство включилось раньше времени. Даже охваченные паникой и растерянностью Бродяги прежде всего предложили мне убежище. Я отклонил их предложение и направил свой корабль в Сеть. Бродяги меня не преследовали.
Связавшись с Гладстон по мультилинии, я сообщил ей, что агенты Бродяг уничтожены. Я сообщил ей также, что вероятность вторжения очень велика, и что ловушка захлопнется, как и предусмотрено планом. Но я ни слова не сказал ей об устройстве. Гладстон поздравила меня и предложила вернуться. Я сослался на то, что нуждаюсь сейчас в покое и одиночестве, и направил корабль к одному из окраинных миров неподалеку от Гипериона, чтобы само это путешествие, пожирая время, приблизило следующий акт драмы.
А потом, когда Гладстон направила мне мультиграмму с предложением совершить паломничество, я понял наконец, какую роль приготовили для меня Бродяги: Бродяги, или Техно-Центр, или Гладстон со своими интригами. Каждый из них считал, что именно он контролирует ситуацию. Но теперь ситуация окончательно вышла из-под чьего-либо контроля.
Друзья мои, мир, каким мы его знали, приближается к своему концу, независимо от того, что станется со всеми нами. А я… У меня нет никаких просьб к Шрайку. Я ничего не скажу ему напоследок – ни ему, ни Вселенной. Я вернулся, потому что должен был вернуться, потому что это моя судьба. Я с детства знал, что должен сделать. Знал еще тогда, когда приходил к гробнице моей бабушки Сири и клялся отомстить Гегемонии. Я давно знаю цену, которую должен уплатить – и своей жизнью, и судом истории.
Но когда придет время суда над предательством, которое, как пламя распространится по Сети, которое принесет гибель целым мирам, не вспоминайте обо мне – мое имя даже на воде не написано, как сказала заблудшая душа вашего поэта, – вспоминайте о Старой Земле, погубленной по чьей-то прихоти, о дельфинах, чьи серые тела высыхали и гнили под палящими лучами солнца; вспоминайте и постарайтесь мысленно увидеть – как видел это я – плавучие островки, которым некуда плыть, потому что уничтожены их пастбища, Экваториальные Отмели кишат буровыми платформами, а сами эти острова битком набиты вездесущими крикливыми туристами, от которых разит противозагарным кремом и марихуаной.
Или нет, не надо, не вспоминайте об этом. Встаньте так, как некогда стоял я, включив устройство Бродяг: убийца и предатель с гордо поднятой головой, твердо стоящий посреди кочующих барханов Гипериона и кричащий, грозя небу кулаком: «Чума на оба ваших дома!».
Я помню мечту моей бабушки. Я помню, каким все это могло быть.
Я помню Сири.
* * *
– Так вы шпион? – спросил отец Хойт. – Агент Бродяг?
Консул потер щеки и ничего не ответил. Он выглядел очень усталым.
– М-да, – задумчиво произнес Мартин Силен. – Секретарь Гладстон, сообщив мне о паломничестве, сразу же предупредила, что среди нас есть шпион.
– Она говорила это всем, – резко возразила Ламия, внимательно смотревшая на Консула. В глазах ее застыла печаль.
– Да, наш друг – шпион, – вступил в разговор Сол Вайнтрауб. – Но он не просто шпион Бродяг. – Рахиль проснулась, и Вайнтрауб снова взял девочку на руки. – Он, как это называют в триллерах, двойной агент, а в нашем случае даже тройной – агент в квадрате, в кубе, в бесконечной степени! Но на самом деле он – агент возмездия.
Консул бросил взгляд на старика-ученого.
– Тем не менее он шпион, – настаивал Силен. – А шпионов казнят, не так ли?
Полковник Кассад держал «жезл смерти» в руке, но ни на кого его не направлял.
– У вас есть связь с вашим кораблем? – спросил он Консула.
– Да.
– Как она осуществляется?
– Через комлог Сири. Он… модифицирован.
