-- Ну положим...
-- Хорошо, тогда я продолжу. Пока шло строительство и совершенствование Европы, здесь пылал огонь подлинного европейского духа. Он создал великую культуру и невиданную в мире систему отношений между людьми, основанную на признании ценности и прав всякой личности. Однако теперь всё погасло. Свершившееся обустройство убило европейский дух и развратило людей. Воля европейцев всегда поддерживалась их трудолюбием. Но теперь -- смотрите! -- всё есть, можно не работать. Или почти не работать. В Германии и Англии уже возводятся фабрики, где не будет людей, а станут работать исключительно машины. Скоро такие фабрики распространятся повсеместно. То есть все блага, которые нужны людям, включая продукты питания, одежду и прочее, станут производить бездушные компьютерные монстры, для обслуживания которых хватит нескольких тысяч инженеров на целый континент. Все остальные смогут получать хлеб и прочие блага за просто так. Разумеется, если они имеют гражданство, права и зарегистрированы во всевозможных распределительных системах. Поэтому не будет преувеличением сказать, что Европа скоро построит настоящий коммунизм. Что вы об этом думаете, герр Алексей?
-- Я думаю, -- ответил Алексей, -- что подобного рода коммунизм -- насмешка над тем, о чём когда-то мечтали у нас в России. Возможно, наша идея коммунизма была недоработанной и наивной, однако она предполагала постоянное и интенсивное развитие. Развитие как условие сохранения человеческой личности. И как значительно более высокую форму простого европейского трудолюбия, о котором вы только что говорили. Если же развития нет -- всё цепенеет, и даже трудолюбие не очень-то помогает. Quand on vit, il n'arrive rien, как писал когда-то Сартр...
-- Гениально, герр Алексей! Вот мы и добрались до самого главного -- что станет с Европой? А вы, Мария, я вижу, слушаете меня с большим недоверием. Вы не согласны?
-- Мне хочется верить, что с Европой ничего не случится. Вы вполне заслужили всю эту красоту и мир. И мне хотелось бы, чтобы этот мир, насколько возможно, был вечным.
-- Спасибо за прекрасные слова! Я бы того же хотел желать! Но, увы, вечный мир -- это обман. Когда уже совсем скоро Европа перестанет работать, когда прежде гордые и самодостаточные европейцы превратятся в получателей пособий и страховок от корпораций и государства и будут готовы удавиться за каждый даруемый им цент, они перестанут быть народом. Станут коллективным животным, готовым подобострастно припадать к питающим сосцам и в то же время -- загрызть всякого чужака, кто осмелится покусится на эту привилегию. А это -- война. Сперва этими чужаками будут посторонние: может быть, мусульмане, может быть -- китайцы, мало ли у нас гостей, -- однако вскоре придет время, когда люди одного прежде круга станут находить врагов внутри себя. Сопровождавшая человечество со времён каменного века борьба за обладание ресурсами власти и богатства сменится борьбой за обладание места в очереди, в которой раздают пищу, комфорт и здоровье. А для элит -- борьбой за место среди тех, кто очередями управляет. И когда подобная метаморфоза в полной мере состоится, из европейцев выплеснется весь накопленный за века заряд эгоизма -- они станут бороться друг с другом, доносить, преследовать, убивать... Вот именно этого я боюсь более всего!
Кончив говорить, Каплицкий протянул руку с бутылке с Petrus, разлил остаток вина по бокалам и тотчас же сделал глоток из своего. Было заметно, как его пальцы немного дрожат.
-- Мне кажется, вы излишне драматизируете, -- ответил Алексей после небольшого раздумья. -- В природе и жизни редко получается так, чтобы какой-то процесс доходил до своего логического завершения. Обязательно случится что-то непредвиденное и результат окажется другим. Возьмём ваш пример: пусть вы тысячу раз правы, и европейцы, утратив привычку к труду, начнут грызться и гнобить друг друга в очередях за благами, которые им кто-то обязан предоставлять. Но, во-первых, этот "кто-то" -- ничего не обязан, рано или поздно он сможет отключить кормушку. Во-вторых -- если в очереди начнутся драки и воцарится хаос, в Европу сразу же хлынут волны голодных и целеустремлённых завоевателей. И тогда либо европейцы, повинуясь инстинкту самозащиты, сами вернутся к прежним традициям, либо все чудо-фабрики вместе с их хозяевами и очередями к местам раздачи благ будут сметены дикими ордами. Которые, осев на этой земле, начнут окультуриваться и подобно варварам, разгромившим Рим, через несколько поколений станут называть себя римлянами. В обоих случаях традиция будет восстановлена. У нас бы это всё назвали "диалектическим витком".
-- Неужели у вас в России до сих пор преподают диалектику? -- изумилась Эмма.
-- Дело не в диалектике, -- ответил Алексей. -- Просто мы привыкли мыслить категориями неотвратимости перемен. И знаем, что какой бы страшной ни была историческая катастрофа, новая жизнь обязательно будет прорастать на старом субстрате.
-- Не стану с вами спорить, -- вернулся к беседе Каплицкий. -- Однако какова окажется цена подобной новой жизни? У нас создано и обихожено столько всего, что если это разрушить даже на небольшую часть -- потери будут неприемлемыми. Я готов приветствовать очищающие вихри истории где угодно, но только не здесь. Мы должны думать над тем, как сохранить Европу и избежать худшего. Между прочим, это наша с вами общая задача. России нужна Европа такой, какая она есть, какой она сложилась исторически, а нам необходима в этом деле ваша помощь.
-- Чем же помочь сможем? -- поинтересовалась Мария. -- Ведь вы же сами говорили, что если в нас и есть что-то европейское, так это наш собственный эгоизм?
В ответ Каплицкий рассмеялся.
-- Ценю, ценю вашу наблюдательность! Но ваш русский эгоизм не зловреден, поскольку он -- это следствие вашей подсознательной привязанности к Европе, стремление добиться аналогичных уровней культуры и комфорта. Но важно совершенно другое: в русском народе сохранилась воля. Древняя и очень сильная воля, не растраченная, как у нас, по всяким пустякам. Вы можете ставить и решать грандиозные задачи, и в этом вам нет равных. Другие народы перед вами бессильны, судите сами. Китай, вот уже как полвека купаясь в золоте, до сих пор не может собраться и преодолеть бескультурие. Отдельные исламские нации грозят цивилизованному миру войной, однако их собственной воли едва хватает на уколы исподтишка. Латинская Америка двести лет твердит о своей "боливарианской исключительности", однако совершенно не в состоянии обеспечить порядок и безопасность на улицах хотя бы своих столиц. Так что из всех наций, у которых предполагается наличие состоявшейся воли, она по-настоящему имеется только у русских. Или вы так не считаете, герр Алексей?
