— Ух ты!.. Здорово! Значит, теперь будем летать по небу, как птицы?
— Ага, как курицы… — проворчал альд Каллиера, осторожно поглядывая то на Ориану, то на Энтолинеру.
Женщины молчали и не двигались. Наверное, обе потратили слишком много эмоций и теперь казались выжатыми, опустошенными.
— Вверх! — воскликнул Барлар, вытягивая на себя ручку манипулятора. — Если уж нас приняли за богов!..
ух!., то нам нужно парить под облаками. Любопытно, наверное, когда тебя принимают за божество? Леннар, тебя, значит, вот так?… Мм…
— Да будет тебе трещать, болтун, — недовольно перебил его альд Каллиера, теребя свою давно отросшую окладистую бороду. — Значит, все-таки научился летать?
— А как же! Смотри, какой отсюда вид! Да-а-а! Да… тут тебе не там!
Барлар был прав. В самом деле, только отсюда, с высоты птичьего полета, можно было оценить колоссальные размеры бездны, открывшейся в самом центре Ланкарнака и разорвавшей город надвое. Длина провала, тянущегося через всю столицу, составляла ну никак не меньше двадцати белломов, [18]а его ширина достигала около двухсот анниев. Так, некоторые горожане, проживающие через стенку друг от друга, не выходя из дома за незначительный промежуток времени оказались на расстоянии полета стрелы из лучшего лука: их дома были разорваны надвое, и две половинки строения оказались по разные стороны пропасти. Что же касается глубины пропасти, то определить ее опытным путем пока что не представлялось возможным, но Леннар и без того знал, что между верхним внешним покрытием реактора и уровнем, на котором расположен Ланкарнак, около трехсот анниев, то есть чуть меньше одного беллома.
— Ух ты! — восхищенно выдохнул Лайбо, когда Барлар, рисуясь, заложил щегольской вираж над самым провалом. — Здорово!.. Погоди… а это еще что такое? Это что за… тип?
— Да, — сказал Леннар, — это по наши души. Кто таков?…
По самому краю провала бежал человек и, рискуя с каждым шагом угодить в бездну, задирал голову и вопил во всю глотку. Это был не кто иной, как Караал. Недавний служитель Пресветлой проявил недюжинное умение выживать в кровавой человеческой давильне и теперь еще претендовал на то, чтобы попасть на борт пассажирского гравитолета.
— И меня!.. — кричал Караал, размахивая руками. — И меня!..
— Возьмем его, — сказала Ориана. — Это Элькан.
— Ба! — воскликнул Лайбо. — Так это же Курр Камень! Он же — Караал, бывший Толкователь Храма! Тот, что толковалтебя, Леннар!..
— Мне кажется, что еще раньше, в то, наше,время, его звали немного по-другому… — припоминая, пробормотал Леннар, — недаром мне все время казалось, что я его где-то видел! Ну конечно! Толкователь Караал! Так он и есть… Элькан?
— Возьмите меня! — кричал человек, располагавший столь внушительным набором имен. — Я Элькан, добрый Леннар, Элькан!
Барлар произнес не без тревоги:
— Эта штука рассчитана на троих. А нас и так уже… гм… — Он окинул взглядом Леннара, Ориану-Аллианн, мрачную Энтолинеру и улыбающегося графа Каллиеру, включил в общий список насмешника Лайбо, да и самого себя не забыл: — А нас и так уже шестеро. А этот Караал седьмой. Кстати, он не худенький. Я бы даже сказал, жирненький! Отцы-храмовники, видать, не только не мучили его, не пытали, а еще и хорошо кормили. Угу.
— Возьмем, — отрывисто сказал Леннар, и перед его глазами качнулось, переворачиваясь, красное Кканоанское плато, которого давно уже нет. — Возьмем его. Теперь многое объясняется. Это — Элькан. Я узнал его. А уж он сам объяснит нам все остальное. И как он уцелел, будучи пленен братьями ордена? Это тоже надо выяснить.
— Возьмите меня! — карабкаясь по обломкам, устилающим площадь, перепрыгивая через тела мертвых и просто неподвижных, окаменевших от ужаса и валяющихся ничком людей, кричал Караал.
Через минуту он оказался на палубе гравитолета, и Барлар с недоверием посмотрел на качнувшиеся стрелки приборов: вытянет ли? Особенно если учесть, что он толком не умеет им управлять? Все хранили молчание, пока под ними проплывала столица, обезображенная, как лицо — шрамом, жирной прямой черной линией, перечеркивающей, пронизывающей город навылет. Энтолинера плакала. Даже Каллиера, который все больше улыбался довольно глупой улыбкой, помрачнел и задумался.
Наконец Ланкарнак растаял за горизонтом. Только тут беглецы перевели дух и заговорили спокойнее.
— А еще говорят, что в жизни не бывает совпадений, — назидательно заметил Караал, — и надо же было Ингеру открыть сеанс связи именно после того, как этот бесноватый Омм-Гаар проревел пророчества из Книги Бездн! Ну и ну! Эффектно получилось, народ под впечатлением! Особенно те, кто не провалился, — не без доли цинизма добавил он. Энтолинера вздрогнула и подняла на него красные глаза с припухшими веками. — Да и Омм-Гаар…
— Я думаю, что с Гааром покончено, — заметил Лайбо, — толстячок, кажется, повредился рассудком. Мне так показалось, по крайней мере… Да я сам, признаться, чуть не повредился рассудком, когда начала отходить аварийная платформа реактора. Эта Книга Бездн — ну просто какая-то инструкция по его запуску!
— Да так, быть может, и есть, — сказал Леннар. — Мы уже никогда не узнаем, при каких обстоятельствах писали, а потом наверняка ловко редактировали эту книгу. Напускали туда побольше мистического тумана. Но что первый автор знал о реакторе — так это точно. «Снова забьется в глубинах черное сердце нашей благословенной земли», — это прямо про запуск головного реактора, только в самой что ни на есть дурацкой поэтической форме. Ну да ладно. А теперь, сказочник, объясни нам, что это все значит. Где ты нашел Ориану и как так получилось, что ее объявили богиней Аллианн. А меня, кажется, и вовсе представили кем-то вроде… обиженного бога, что ли.
— Почему — ОБЪЯВИЛИ? Вы неверно выразились, — уже успокоившись после своего впечатляющего бега по краю пропасти, отозвался Караал (будем его называть так, все-таки привычнее). — Объявили… Объявить могут только самозванку. А она… Она и есть БОГИНЯ АЛЛИАНН, а вы, Леннар, — БОГ ААААМУ, чье истинное Имя неназываемо. Сакральное имя светоносного бога — Йилианар, его запрещено произносить кому бы то ни было, кроме жрецов высшей степени посвящения. Чувствуете сходство? Йилианар — Леннар, Аллианн — Ориана. Фонетические языковые процессы, которые шли несколько веков, серьезно изменили формы имен, однако не до неузнаваемости.
