чье имя совсем ничего не говорило Хелене.
Хелена взяла в руки письмо с бразильской почтовой маркой, растерянно вертела его из стороны в сторону. Хосе Родригес Да Коста? Имя ни о чем не говорило. Но Бразилия – это уже что-то да значило.
Наконец она преодолела себя, разрезала конверт. Он содержал лишь маленький клочок бумаги, на котором неуклюжими буквами, почти детским почерком, было написано:
64
Мир схлопнулся, стал тенью и светом, стал бессмысленным. Жизнь, которую она знала, собиралась вот-вот исчезнуть, мир, в котором она выросла, должен вот-вот раствориться. Было так много размышлений, но ничто не могло вывести из лабиринта, в котором они все оказались. Нет ни выхода, ни спасения, ни надежды.
Она ела, когда ей что-то предлагали, ложилась спать, когда темнело, и снова поднималась, когда становилось светло, но все было лишено смысла. Единственное, что имело значение, – огромная сеть компьютеров, которая росла там, в Берлине, где ее наращивали и наращивали, – о, она хорошо могла себе представить, как это выглядело! Все новые и новые машины подсоединялись к сплетению старых: технические специалисты водружали их на предусмотренное место и подключали громоздкие кабели, затем наборщицы программ вносили в новые машины соответствующие таблицы и переносили программы, и – готово, новое устройство могло так же работать, быть частью сети, думать, распознавать, контролировать. И чем больше добавлялось машин, тем больше людей можно вносить в список лиц, подлежащих наблюдению, пока в конечном итоге в нем не окажутся все: каждая женщина, каждый мужчина и каждый ребенок, со дня рождения и до дня смерти. Лишь немногие составят исключение, воспользуются привилегией не быть отслеживаемыми и наблюдаемыми, проанализированными и оцененными машиной, знающей о каждом сделанном шаге, о каждом произнесенном слове, совершенном движении, каждой покупке, каждом приеме пищи – обо всем, обо всем, обо всем. Все совершенное кем-либо будет сопоставлено, просчитано, соотнесено со всем, что делали все остальные, и программы судят о том, какой поступок представлял опасность, а какой нет, какое высказывание заслуживало кары, а какое похвалы, и вскоре оценка машины будет иметь приоритет над всем остальным, ни один человеческий судья не посмеет возразить, потому что машина знала все и учитывала все, и от нее ничего не могло укрыться.
– Ты должна что-нибудь съесть, Хелена.
Да. Я же ем. Не беспокойся.
– Что с тобой? Понимаю, что ты подавлена, но теперь это заходит слишком далеко.
Но я не подавлена. Просто я утратила всякую надежду, мы ее упразднили, надежду, так же как веру и любовь. Все превратилось в расчеты, процессы, таблицы, цифры. Я вижу, как работают хранилища данных, беспрерывно впитывая данные и снова передавая их, вижу, как работают компьютеры, чтобы заставить народ объединиться, искоренить любую индивидуальность, ты – ничто, а твой народ – всё, и фюрер – тот, кто повелевает, а мы следуем, без возражений, без колебаний, сплоченный народ и Отечество, потому что единство делает сильными, а сильные побеждают слабых.
Но ведь Артур был сильным, не так ли? В его объятиях она чувствовала себя защищенной, она была счастлива. Его она любила. А теперь он мертв. Мертв, потому что он ждал ее, а она не пришла. А она не пришла, потому что ее выдала машина, та самая машина, которой она служила все эти годы. Машина, которой она помогла научиться мыслить!
– Хелена – мне пора.
Да. Знаю.
– Я сказал Альме, чтобы она позаботилась о тебе. Если я вернусь, а ты все еще будешь такой… такой молчаливой, боюсь, нам придется обратиться за медицинской помощью.
Я не молчаливая. Просто мне нечего сказать. Совсем. Поскольку машина все читает, все слышит и все делит на допустимые и недопустимые высказывания, на сомнительные и достойные похвалы, и больше не важно, есть ли что кому-то сказать, а только то, говорит ли он правильные или неправильные вещи. А раз уж так вышло, то больше не стоит ничего говорить. Неужели это так трудно понять?
– Итак…
Хелена кивнула, чтобы Лудольф остался доволен и наконец ушел. Она наблюдала из окна, как он выходит. Небо было ярко-голубым, по нему медленно плыли кучевые облака, и двое молодых охранников расслабились теперь, когда их начальник покинул поместье.
Она обернулась, когда услышала, как кто-то вошел в комнату. Альма. В ее глазах Хелена прочитала тревогу и раздражение.
– Не волнуйся, – сказала ей Хелена. – Со мной уже все в порядке.
– Может, хочешь спуститься к нам в комнату? – предложила Альма.
– Позже, – ответила Хелена, протянув руку к телефону. – Хочу сначала заглянуть на Немецкий форум.
Альма замешкалась, затем кивнула и ушла. Хелена села в кресло, в котором так хорошо думалось, включила телефон и зашла на форум.
Машина, конечно, тоже читала форум.
Машина знала, как думают все.
Но знала ли машина и то, что Хелене известно, как она думает?
Она написала сообщение. Это заняло много времени, потому что ей нужно было продумать каждое слово, прочувствовать, проследить, что сделает машина, какие выводы, какие получит значения и каковы будут последствия.
Затем, когда закончила,