Холльборн уже не скрывает своего волнения:
— Сейчас должно все решиться. Они подошли к самой завесе из лучей… Если они…
Он не успевает договорить. Раздается страшный треск… Вершина горы Руссель — эта блестящая сахарная голова — как будто превратилась в вулкан. Летят искры, языки пламени взлетают высоко над землей… Наш аэроплан дает крен и падает… Мы лежим под ним, инстинктивно закрывая лицо руками.
И в это мгновение раздается страшный подземный гул.
Я встаю, шатаясь. Мне кажется, что все мое тело утыкано раскаленными булавками. При ярком лунном свете я вижу почти безумные глаза Холльборна. Одежда на нем висит клочьями, и все лицо и руки сплошь усеяны черными точками.
Он хватает меня за плечо:
— Гора Руссель исчезла!
Я с трудом прихожу в себя и повертываю голову. Да, Холльборн прав: сахарной головы, так четко выделявшейся всегда на горизонте, нет.
— Что случилось? — спрашиваю я растерянно.
— В ее вершине была устроена мощная преобразовательная станция, которая передавала машинам ток, шедший сюда с центральной станции и производивший лучи Риндель-Маттью.
— Да, я знаю, но…
— Моравец хотел выключить ток, все машины взорвались.
Я все еще недоумеваю:
— Но как же машины могли взорваться? И какой взрыв мог уничтожить целую гору?
Холльборн беспомощно разводит руками.
— Почем я знаю… Но, впрочем, есть одно объяснение.
— Какое?
— Мы оказались детьми, не видящими дальше своего носа. Мы удовольствовались тем, что нашли уже готовый рудник и пригоршнями черпали из него сокровища… Мы не дали себе труда разузнать, что находится в недрах этой «сахарной головы». Возможно, что весь этот колоссальный метеор случайно упал в кратер вулкана, который теперь случайно же был чем-то разбужен, возобновил свою деятельность и вот…
— Извержение?
— Да!
— Внутри Австралии нет вулканов, — упрямо утверждаю я. Вулканы опоясывают только ее острова. Но возможно, что эта «сахарная голова» содержала в себе газ или какое-то другое, еще не открытое нами взрывчатое вещество. Когда Моравец стал выключать ток, то в аппарате могли вспыхнуть искры… В этот миг мы ощутили подземный толчок. Я припоминаю, что едва заметные толчки я уже наблюдал несколько раз за последние дни, но не придавал им никакого значения… Однако, эти толчки могли вызвать трещины в горе… Если туда проникли искры из аппарата и если гора была действительно начинена газами, то ясно, что газ мог быть и в гроте, где мы установили машины… При соприкосновении с искрами все полетело к черту…
Холльборн тяжело вздохнул:
— Я ничего не понимаю!.. Я знаю только, что мы каким-то чудом остались живы. Благодаря тому, что аэроплан накрыл нас, мы не были убиты каменным дождем.
— Да… а те… там, с фонарями?..
— Воры? Они жестоко поплатились… Я не думаю, чтобы кто-нибудь из них уцелел… Посмотрите: там, где мерцали огни фонарей, лежат только обломки горы… И они уже образовали целый холм…
Мы подошли к тому месту, где был разбит сад, первый сад, вызванный к жизни лучами радия… Вероятно потому, что он вплотную прилегал к горе, осколки которой полетели выше и дальше, он не пострадал от взрыва. Пышные цветы его благоухали по-прежнему.
Но зато там, где был источник, осталась только воронка, как после взрыва гранаты. Сама же по себе гора представляла подобие кратера. Мы заглянули в него и увидели внизу слабо мерцающий огонь. Не было сомнений: гора Руссель была вулканом.
Вдруг я заметил неподалеку от себя какой-то большой цилиндр, окруженный красными огоньками. Цилиндр этот медленно вращался.
Я схватил Холльборна за руку:
— Смотрите, это радий, который мы принесли сюда несколько дней тому назад… Два центнера радия… Он сейчас взорвется!..
Холльборн, не сводя глаз с вращающегося цилиндра, прошептал:
— Радий не взрывается!.. Смотрите, смотрите… он плывет по воздуху, нет… он подымается на воздух… Да смотрите же! — Он изо всех сил стиснул мне руку.
— Вы знаете, что это? Межпланетная ракета! Первая ракета, которая послана не рукой человека… Спроектировать межпланетную ракету крайне трудно, почти невозможно. Нельзя взять с собой достаточное количество продуктов горения, которые постепенно вытекали бы из заднего конца ракеты и равномерными взрывами двигали ракету вперед.
До сих пор все применяемые для этой цели вещества, вплоть до спирта, оказались негодными. Как видите, лучшим взрывчатым веществом явился радий. Случайно мы поместили его в сосуд, заостренный с двух сторон. В нижнем конце его имеется отверстие.
Здесь атомы радия приходят в соприкосновение с воздухом и распадаются… И вот этот непрерывный поток частиц толкает металлическое тело вперед с изумительной быстротой.
Это межпланетная ракета, но — увы! — она бесполезна для человечества…
Возможно, что через несколько часов астрономические станции сообщат о пролете какого-то метеора…
Мы, не спуская глаз, наблюдали за этим изумительным зрелищем. Метеор летел все быстрее, и все светлее становилось вокруг него. Затем мы увидели в высоте сноп пламени и услыхали какой-то свистящий звук, производимый быстро падающим предметом. Мы не успели опомниться, как этот предмет уже лежал невдалеке от нас, посреди цветущего сада.
Холльборн первый бросился к нему и крикнул:
— Аэроплан!
Я вздрогнул:
— Аэроплан дяди?
Через минуту мы уже стояли над грудой обломков, извлекая из-под них неподвижно распростертое на земле тело. Очевидно, ракета столкнулась с аэропланом, и дядя был выброшен из кабины. Лицо его было бледно и залито кровью.
Холльборн, встав на колени, приложил ухо к его груди:
— Он жив!.. Кажется, все цело… Он дышит спокойно, на губах нет пены. Но… я предпочел бы, чтобы он сломал себе руки и ноги, чем это…
Он указал на большой кусок железа, лежавший возле головы дяди.
— У него поврежден череп. Тут я бессилен!..
Я вскрикнул в отчаянии:
— Что же нам делать? Врача у нас нет… До центральной станции далеко… Аэроплан наш разбит, автомобиля у нас нет… Что делать, Холльборн?
Холльборн, не отвечая, взбежал на вершину холма, приставил руки ко рту и три раза крикнул. Это был тот пронзительный крик, которым дядя призывал вождя людоедов Мормора.
Холльборн подождал с минуту и крикнул снова.
На этот раз ему ответили из чащи леса таким же пронзительным криком.
У меня затеплилась слабая надежда.
Я вспомнил, что иногда дикари очень искусно перевязывают и лечат раны. Дядя начал тихо стонать. Лицо его покраснело. У него начиналась лихорадка.
