Рука втянулась обратно, в окошке показалось лицо убийцы.
— Умником себя вообразил? — крикнул он. — Еще посмотрим, кто из нас умник. — Лицо исчезло.
Стрэттон слегка расслабился. Неужели противник отступил? Прошла минута, Роберт думал о своем следующем ходе… Можно подождать открытия фабрики, убийца не останется внутри, когда начнут приходить люди.
Внезапно в окошке опять появилась рука, теперь уже с кувшином. Зловещий незнакомец плеснул жидкость на голову автомата, облив и его спину. Рука исчезла. Роберт услышал, как чиркнула спичка, затем рука, держащая огонек, проникла в окошко и коснулась автомата.
Залитая ламповым маслом чугунная фигура вспыхнула, ярко осветив кладовую. Стрэттон прищурился — свет и тени плясали на полу и стенах, превращая кладовую в место какого-то друидского обряда. От жара автомат стал еще быстрее перебирать ногами, подобно охваченному неистовством жрецу, и внезапно замер — бумажка с именем загорелась, и буквы поглотило пламя.
Огонь постепенно угас, но не успевшим вновь привыкнуть к темноте глазам Стрэттона кладовая показалась погруженной во мрак. По доносящимся звукам он догадался, что убийца снова толкает дверь и на сей раз ему удалось отодвинуть чугунную фигуру и проникнуть в кладовую.
— Все, пора кончать игру.
Роберт попытался выскочить в приоткрытую дверь, но незнакомец легко перехватил его и ударил по голове, свалив на пол.
Стрэттон потерял сознание всего на несколько секунд, но к тому времени он уже лежал лицом вниз, прижатый коленом убийцы. Тот сорвал с запястья Роберта амулет здоровья и связал за спиной руки, с такой силой затянув веревку, что ее грубые волокна содрали кожу.
— Каким же надо быть человеком, чтобы согласиться на такое? — выдохнул Стрэттон, ощущая щекой кирпичный пол.
Убийца усмехнулся:
— А люди все равно что автоматы. Покажи парню клочок бумаги да напиши на нем подходящую цифру, и он сделает все, что тебе нужно.
В кладовой посветлело — незнакомец зажег масляную лампу.
— А если я заплачу больше, ты меня отпустишь?
— Не могу. Я ведь должен думать о своей репутации, верно? А теперь — к делу. — Он схватил Стрэттона за левый мизинец и резким движением сломал его.
Боль потрясла Роберта, она оказалась настолько сильной, что Стрэттон едва не потерял сознание, расслышав свой крик словно сквозь туман.
Начался допрос:
— Отвечай на вопросы честно. Ты держишь дома копии своей работы?
— Да. — Роберт мог отвечать лишь слово за словом. — В столе. В кабинете.
— И другие копии нигде не припрятаны? Скажем, под полом?
— Нет.
— У твоего дружка наверху копий не оказалось. Но, может, они есть у кого-то другого?
— Нет, — прошептал Стрэттон, понимая, что не имеет права вывести его на Дэррингтон-холл.
Мужчина вытащил из пальто Стрэттона записную книжку и принялся ее неторопливо перелистывать.
— Писем не отправлял?
— Ничего такого, чтобы кто-либо смог повторить мою работу.
— Лжешь. — Убийца стиснул безымянный палец Роберта.
— Нет! Это правда! — едва не взвизгнул Стрэттон.
И тут он услышал глухой удар, а давление на спину сразу ослабло. Он осторожно поднял голову и обернулся. Его мучитель лежал без сознания на полу. Над ним возвышался Дэвис с кожаной дубинкой в руке.
Отложив оружие, Дэвис присел и развязал Стрэттона.
— Вы сильно пострадали, сэр?
— Он сломал мне палец. Дэвис, как вы здесь?..
— Меня послал лорд Филдхарст. Как только узнал, с кем связался Уиллоуби.
— Слава Богу, что вы подоспели вовремя. — Стрэттон понимал иронию ситуации — его приказал спасти тот самый человек, против которого он устроил заговор, — но сейчас испытывал к нему лишь искреннюю благодарность.
Дэвис помог Роберту подняться и вернул ему записную книжку, затем связал убийцу его же веревкой.
— Сперва я зашел в ваш кабинет. Кто тот парень, что лежит там?
— Его зовут… звали Бенджамин Рот, — ответил Стрэттон и кратко рассказал о предыдущей встрече в каббалистом. — Понятия не имею, что он там делал.
— У многих религиозных личностей есть что-то от фанатиков, — заметил Дэвис, проверяя, надежно ли связан убийца. — Раз вы отказались поделиться с ним своими знаниями, он, наверное, счел себя вправе раздобыть их сам. Пробрался к вам в кабинет, но тут ему не повезло, потому что заявился этот тип.
— Надо было дать Роту то, что он просил, — пробормотал Роберт, охваченный раскаянием.
* * *
Дэвис туго забинтовал сломанный палец Стрэттона и заверил, что Королевское общество без лишнего шума позаботится о любых последствиях ночных событий. Заляпанные маслом бумаги из кабинета Стрэттона сложили в чемодан, чтобы он смог рассортировать их на досуге и подальше от мануфактуры. К тому времени, когда они закончили, за Стрэттоном прибыл экипаж из Дэррингтон-холла — он выехал одновременно с Дэвисом, который помчался в Лондон на самобеглой гоночной коляске. Стрэттон уселся в экипаж, прихватив чемодан с бумагами, а Дэвис остался, чтобы разобраться с убийцей и позаботиться о теле каббалиста.
Всю поездку Роберт понемногу прикладывался к фляжке с бренди, пытаясь успокоить нервы. Приехав в Дэррингтон-холл, он испытал облегчение — хотя поместье и представляло для него определенную опасность, все же здесь ему не грозила гибель от руки наемного убийцы. К тому времени, когда он подошел к двери своей комнаты, паника успела смениться усталостью, и вскоре он крепко заснул.
Наутро, уже совсем успокоившись, он принялся за сортировку привезенного с собой чемодана с бумагами. Раскладывая их в исходные стопки, Стрэттон обнаружил незнакомую записную книжку. Ее страницы заполняли буквы еврейского алфавита, скомпонованные в знакомые схемы номинальной интеграции и факторизации, однако на других страницах записи также оказались на иврите. Охваченный повторным приступом вины, он понял, что книжка, должно быть, принадлежала Роту — убийца вытащил ее из кармана каббалиста и бросил в бумаги Стрэттона, обреченные на сожжение.
Роберт уже собрался было отложить ее, но любопытство пересилило: ему еще не доводилось видеть записную книжку каббалиста. Большая часть терминологии оказалась архаичной, но он вполне с ней справился. А среди заклинаний и лексических диаграмм обнаружился и эпитет, позволяющий автомату написать собственное имя. Читая, Стрэттон понял, что это достижение Рота даже более элегантно, чем он представлял.
Эпитет описывал не конкретный набор физических действий, а общее понятие рефлективности. Имя, включающее эпитет, становилось автонимом[7]. В примечании указывалось, что подобное имя станет проявлять свою лексическую суть посредством любых доступных телу действий. Чтобы написать свое имя, оживленному телу даже не требовались руки. Если правильно внедрить эпитет в имя, то даже фарфоровая лошадка сможет справиться с задачей, двигая копытом по земле.
