Клиффорд Саймак - Роковая кукла

– Нельзя, – воскликнул Доббин. – Он должен остаться, чтобы предупреждать вновь прибывших и спасать их от смертоносной волны. Господин, поймите…

– Мы позаботимся об этом, – сказал я. – Мы заблокируем луч. Если луч не будет приманивать, то никто не появится здесь.

– Вы не сможете ничего сделать с лучом, – ныл гном. – Никто не сможет, потому что нам неизвестно местонахождение датчика. Мне не удалось обнаружить его. Я охотился за ним, и не я один, но все было напрасно.

Он был удручен. Так или иначе почва была выбита у него из-под ног.

– Проклятье! – проговорил я.

– Кажется, он говорит правду, – сказала Сара. – Луч придумал тот, кто построил и сам город, а наш худосочный друг на создателя города не похож. Он просто живет здесь – варвар, который рыщет в пустом городе и тащит, что плохо лежит.

Я должен был сам понять это. Но я сгорал от злости из-за нашего путешествия в пустыню и чуть с ума не сошел, когда увидел гнома, копающегося в наших вещах. Кровь ударила мне в голову. Если маленький пройдоха надул нас, я уничтожу его.

– Скажите нам, – обратилась к гному Сара, – кто вы такой. Вы ведь не один из строителей этого города?

Его лицо перекосилось от гнева.

– Вы не имеете права спрашивать, – закричал он в ярости. – Вы и так зашли слишком далеко.

– Мы имеем право задавать вопросы, – сказал я. – Мы должны знать правду о том, что происходит. Я даю тебе пять минут.

Ему не понадобилось и пяти секунд. Его ноги подогнулись, и он тяжело осел на пол. Он обхватил себя худыми ручонками и принялся раскачиваться назад и вперед, словно его мучили желудочные колики.

– Я скажу, – простонал он. – Не стреляйте, я скажу. Но какой стыд! Стыд, стыд, стыд!

В его глазах была мольба:

– Я не могу лгать. Если бы я мог, я бы солгал. Но здесь есть тот, кто распознает мою ложь.

– Кто же? – спросил я.

– Он обо мне, – сказал Свистун.

– У тебя есть детектор лжи?

– Одна из моих незначительных способностей, – ответил Свистун. – Не спрашивайте, нельзя выдавать тайну. Мои возможности невелики, но этой я управляю отлично. Была сказана правда, хотя не вся.

Гном внимательно смотрел на нас.

– Мне кажется, что в подобных ситуациях гуманоиды должны поддерживать друг друга. Мы связаны и…

– Только не ты и я. Мы ничем не связаны.

– Вы слишком грубы с ним, – сказала Сара.

– Мисс Фостер, – заметил я, – это еще не грубость. Я намерен выяснить все.

– Но если у него есть оправдание…

– У него нет оправдания. Не правда ли, парень?

Гном бросил на меня пристальный взгляд. Затем он кивнул головой.

– Моя честь поругана, – сказал он. – Память о моих предках осквернена. С давних пор – таких давних, что всего и не упомнишь, – мы делали вид, что принадлежим к числу тех, кто воздвиг этот необычный город. И если бы вы оставили меня в покое, если бы вы никогда не появились здесь, я бы умер со сладкой мыслью о том, что именно мы построили его. Тогда бы все кончилось; уже было бы не важно, если кто-то, даже вся вселенная узнает, что архитекторами были другие. Потому что я последний в роду, и больше никого не заинтересует эта история. У меня нет потомков. Обязанности, которые я выполняю, перейдут лошадям, а с течением времени они могут передать их кому-нибудь еще. Ведь всегда кто-то должен предупреждать прибывших на планету об опасности и помогать им.

Я взглянул на Доббина.

– Не могли бы вы объяснить, – попросил я, – в чем здесь дело.

– Ничего я не скажу вам, – ответил Доббин. – Вы пришли сюда с дурными намерениями. Мы спасли вас, спрятав в другом мире, а вы подозреваете, что мы бы вас не вернули. Вы негодуете, когда ваш благодетель из простого любопытства рассматривает ваш багаж. И вы еще даете нам пять минут, и помыкаете нами, и ведете себя отвратительно, и вы…

– Достаточно! – крикнул я. – Я не позволю недоделанному роботу так разговаривать со мной.

– Мы не роботы, – натянуто сказал Доббин. – Я говорил вам и повторяю снова и снова, что мы – самые обычные лошади-качалки.

Ну вот, мы опять вернулись к этой теме, к нелепому утверждению лошадок, к их странной упрямой гордости. Если бы я не был столь раздражен, я бы расхохотался. Но мне срочно надо было что-то предпринять и сделать все от меня зависящее.

Я дотянулся, вцепился в рубашку гнома на груди и приподнял его. Тот повис, болтая тонкими ножками, как будто пытался убежать. Но убежать он не мог, потому что его ноги «упирались» в воздух.

– Это уже слишком, – сказал я ему. – Я не знаю, что тут у вас происходит, да мне и наплевать, но вы дадите нам все, что нужно. И не финтить! А если нет – я сверну твою мерзкую шею.

– Осторожно! – крикнула Сара. Я резко повернул голову и увидел, как лошадки нападают на нас. Они надвигались на задних полозьях, угрожающе подняв передние.

Я отбросил гнома в сторону. Я даже не заметил куда, просто отшвырнул его и поднял ружье. Но тут же с упавшим сердцем я вспомнил, что лазерный луч не оказал воздействия на покрытие посадочного поля. Если лошадки сделаны из того же материала, а это было скорей всего, я с таким же успехом могу бросать в них камнями.

Но как только я взвел курок, Свистун рванулся вперед и, делая рывок, вспыхнул. Возможно, я выбрал неподходящее слово, чтобы описать его состояние, но ничего другого на ум не приходит.

Он выбежал вперед, стуча крохотными ногами по полу, потом задрожал, окутываясь голубоватой дымкой. Он напоминал мне забарахливший электрический прибор. Казалось, все пришло в движение, каждый из нас совершал немыслимые па, а затем все кончилось и встало на свои места. Только лишь лошадки сгрудились в дальнем углу комнаты, устроив кучу-малу. Их полозья шевелились в воздухе.

Я не видел, каким образом они попали туда, – просто они ни с того, ни с сего оказались в углу. Все произошло так, как будто они и не перемещались в пространстве. Они наступали на нас с поднятыми полозьями – миг – и они уже прижаты в углу.

– Все будет нормально, – сказал Свистун, извиняясь. – Я не причинил им вреда. Они испытывают некоторое неудобство, но это на мгновение. Они смогут двигаться опять. Простите, все случилось слишком неожиданно, но нужно было действовать быстро.

Гном медленно выбирался из-под кипы мешков, коробок и корзин, куда я швырнул его. Глядя на него, я понял, что бойцовский дух в нем иссяк. Лошадки выглядели не лучше.

– Тэкк, – сказал я, – мы отправляемся. Соберите наши вещи. Как только навьючим лошадок, трогаемся.

Дома обступили нас. Они высились с обеих сторон. Стены поднимались до неба, и там, где они кончались (если они действительно кончались, ведь, стоя у основания дома, нельзя было быть в этом уверенным), виднелась только узкая бледно-голубая полоска. Небо было так высоко и такое блеклое, что почти сливалось с белыми стенами. Узкая улица изгибалась впереди нас. Она струилась между домами, как ручеек среди валунов. Здания были похожи друг на друга, словно близнецы.