– Янус, не думаю, что технический прогресс позволит эвакуировать всю Солнечную систему простым мановением руки. Чтобы переселить миллиарды людей – без хаоса, без снижения уровня жизни, – потребуются долгие приготовления. Но даже если смертельная опасность будет угрожать жизни человечества только через пять тысяч лет, люди должны узнать о ней немедленно. Чтобы, не теряя времени, приступить к подготовке.
– Эугения, я знаю – у тебя доброе сердце – и потому предлагаю тебе компромисс, – проговорил Питт, – Давай так: пусть у роториан будет в запасе еще сотня лет, чтобы обжиться, народить детей, настроить поселений, обрести уверенность и силу. Вот тогда мы сможем спокойно заняться будущим и Немезиды, и самого Солнца. Тогда, если потребуется, мы предупредим Солнечную систему. И у них останутся почти те же пять тысяч лет на подготовку. Одно столетие – подобная задержка едва ли окажется роковой.
– Таким тебе видится будущее? – вздохнула Эугения. – Человечество рассеется среди звезд, и каждая крохотная группка его будет стараться отогнать чужих от своей звезды? Вечная ненависть, взаимные козни и свары – как и все эти тысячи лет на Земле, только раздутые теперь до масштабов Галактики?
– Эугения, ничего мне не видится. Пусть человечество поступает, как ему заблагорассудится. Пусть оно рассеется, как ты сказала, пусть создает себе галактическую империю, пусть делает, что захочет. Я не собираюсь ему диктовать или направлять на путь истинный. С меня довольно моего поселения, его нужд и забот и того столетия, что нужно ему, чтобы пустить корни у Немезиды. К этому времени ни тебя, ни меня благополучно не будет в живых, и пусть наши потомки сами решают, как им предупреждать Солнечную систему и стоит ли это делать. Я пытаюсь подойти к этому делу с позиций разума, а не эмоций. Эугения, ты же умная женщина. Подумай об этом.
Так Инсигна и сделала. Усевшись в кресле, она долго с укоризной глядела на Питта, ожидавшего с подчеркнутым долготерпением на лице.
Наконец она проговорила:
– Ну хорошо, я вижу, к чему ты клонишь. Придется заняться исследованием относительного движения Земли и Немезиды. Возможно, и в самом деле не из-за чего поднимать шум.
– Нет. – Питт поднял вверх указующий перст. – Вспомни, что я тебе говорил. Этого делать нельзя. Если Солнечной системе ничто не грозит, затраты себя не оправдают. Тогда мы будем просто исполнять то, на чем я настаиваю – столетие спокойно растить здесь принесенное Ротором зерно цивилизации. Если же окажется, что это не так, что беда неминуема – совесть, страх и вина будут мучить тебя. Новость эта, конечно же, станет известна и ослабит решимость роториан, многие из которых не менее сентиментальны, чем ты. Ты поняла меня? – Она промолчала. – Вот и отлично, вижу, что поняла. – И вновь знаком велел ей уходить.
На сей раз она ушла. Глядя ей вслед, Питт подумал: она становится совершенно несносной.
13
Марлена круглыми глазами глядела на мать. Она старалась, чтобы радость не отразилась на ее лице, но душа ее пела. Наконец-то мать рассказал ей и об отце, и о комиссаре Питте. Наконец-то ее считают взрослой.
– А я бы проследила за движением Немезиды, невзирая на приказ комиссара Питта, – проговорила Марлена, – но вижу, что ты, мама, поступила иначе. Печать вины на твоем лице доказывает это.
– Вот уж не думала не гадала, что у меня на лбу печать вины, – сказала Инсигна.
– Своих чувств не скрыть никому, – отозвалась Марлена, – стоит только приглядеться повнимательнее – и все становится ясным.
Другие так не умеют. Это Марлена поняла не сразу – и с большим трудом, Люди не умеют смотреть и видеть, не умеют обращать внимание. Они словно не замечают лиц, тел, звуков и поз… и всяких там нервных жестов.
– Не надо тебе постоянно так вглядываться, Марлена, – сказала Инсигна, словно мысли их текли параллельно. Она обняла дочь за плечи, чтобы смягчить то, что хотела сказать. – Люди нервничают, когда ты пронизываешь их взглядом своих огромных глаз. Уважай их уединение.
– Да, мама, – ответила Марлена, без всякого усилия подмечая, что мать пытается как-то оградиться от нее. Она явно беспокоилась о себе самой, не понимая, что выдает себя каждым жестом. – Ну а как случилось, что, невзирая на чувство вины, ты ничего не сделала для Солнечной системы? – спросила Марлена.
– По целому ряду причин, Молли.
Какая Молли! – возмутилась про себя Марлена. – Я Марлена! Марлена! Марлена! Три слога, ударение на втором. Взрослая!
– Каких же? – угрюмо спросила она.
Неужели мать не может заметить, какое отчуждение охватывает ее всякий раз, когда она слышит свое детское имя? Ведь и лицо дергается, и в глазах зажигается огонек, и губы кривятся. Почему люди не видят? Почему не замечают?
– Во-первых, слова Януса Питта звучали весьма убедительно. Сколь бы неожиданными ни были его соображения, какими бы неприглядными они ни казались, но в конце концов приходится признать известную справедливость его аргументов.
– Но если так, мама, – он опасный человек… просто жуткий.
Оторвавшись от размышлений, Инсигна с любопытством взглянула на дочь.
– Почему ты так решила?
– Можно достаточно убедительно обосновать любую точку зрения. И если ты сумеешь быстро подыскать подходящие причины и безукоризненно их представить, можешь убедить кого угодно и в чем угодно, а это опасная вещь.
– Я согласна с тобой. Янус Питт действительно обладает такой способностью. Удивляет меня то, что ты сумела это понять.
Еще бы, – подумала Марлена, – ведь мне всего пятнадцать, и ты привыкла видеть во мне ребенка.
Но вслух сказала:
– Наблюдая за людьми, можно многому научиться.
– Да. Только помни, что я тебе говорила, следи за собой.
(Никогда!)
– Так, значит, мистеру Питту удалось тебя убедить?
– Он сумел доказать мне, что наше промедление не опасно.
– А тебе не хотелось все-таки выяснить, куда движется Немезида и чем это грозит? Тебе же следовало это сделать!
– Да, но это не так легко, как тебе кажется. Обсерватория вечно загружена. Приходится ждать своей очереди, чтобы воспользоваться инструментами. Хоть я и руковожу ею, но не распоряжаюсь бесконтрольно. К тому же, когда кто-то из нас берется за какое-то дело, все немедленно узнают об этом. Что и как делается, знают все, и почему – тоже всем известно, Так что у меня практически не было возможности получить подробный спектр Немезиды и Солнца, а потом воспользоваться компьютером обсерватории для необходимых вычислений так, чтобы об этом никто не знал. Полагаю, что у Питта в обсерватории есть люди, которые приглядывают за мною. И если бы я выказала норов, об этом ему непременно стало бы известно.
