Вольф, пригнувшись рядом с Ипсевасом, сказал с набитым ртом:
— Гистоихтисы очень удобны. Они кажутся чересчур хорошими.
— Властелин придумал и создал их для нашего и своего удовольствия, — ответил Ипсевас.
— Властелин создал эту вселенную? — спросил Вольф. Он больше не был уверен, что рассказы о Властелине являются мифом.
— Тебе лучше в это поверить, — ответил Ипсевас и выпил еще. — Потому что если ты не поверишь, Властелин тебя прикончит. Вообще-то я сомневаюсь, что он в любом случае позволит тебе жить. Он не любит незваных гостей.
Ипсевас поднял орех и предложил тост:
— За то, чтобы ты остался незамеченным, и за внезапный конец и проклятие Властелину.
Он выпил орех и прыгнул на Вольфа, который был захвачен врасплох и не имел шанса защититься. Он растянулся в выемке раковины, где раньше спал, накрытый тушей Ипсеваса.
— Тихо! — скомандовал Ипсевас. — Оставайся здесь, свернувшись в клубок, пока я не скажу тебе, что все в порядке. Это «око» Властелина.
Вольф съежился, прижавшись к твердой раковине, и попытался слиться с тенью. Одним глазом он увидел неровную тень, за которой последовал сам ворон. Суровая птица промелькнула разок, развернулась и начала заходить на посадку на корме рыбы-паруса.
— Черт его побери! Он не может не заметить меня! — пробормотал про себя Вольф.
— Без паники! — призвал Ипсевас. — А-а-а!
Раздался глухой стук, всплеск и пронзительный крик, заставивший Вольфа резко выпрямиться и сильно стукнуться головой о раковину. Сквозь вспышки света и тьмы он увидел, что ворон висит, обмякнув, в двух гигантских лапах. Если ворон был размером с орла, то его убийца, обрушившийся с зеленого неба словно молния, показался в первую секунду шока таким же громадным, как птица рух. Зрение Вольфа восстановилось, и он увидел орла со светло-зеленым телом, розовой головой и бледно-желтым клювом. Он был раз в шесть массивнее ворона, и его крылья, каждое длиной, по меньшей мере, в тридцать футов, тяжело хлопали, когда он старался подняться повыше над морем. С каждым мощным взмахом он поднимался на несколько дюймов. Вскоре он начал набирать высоту, но прежде чем удалиться слишком далеко, повернул голову и позволил Роберту заглянуть в глаза — черные щиты, отражавшие пламя смерти. Вольф содрогнулся. Никогда он не видел такой обнаженной жажды убивать.
— Ты вполне можешь содрогаться, — утешил его Ипсевас. Ухмыляясь, он просунул голову в углубление раковины. — Это была одна из птичек Подарги. Подарга ненавидит Властелина. Она напала бы на него сама, даже если бы знала, что это станет ее концом. Она знает, что не может приблизиться к Властелину, но может сказать своим птичкам, чтобы те питались очами Властелина, что, как ты видел, они и делают.
Вольф покинул каверну в раковине и некоторое время постоял, следя за силуэтом орлицы и ее добычей.
— Кто такая Подарга?
— Она, подобно мне, — одно из чудищ Властелина. Она тоже некогда жила на берегу Эгейского моря. Подарга была прекрасной молодой девушкой — во времена, когда жили великий царь Приам, богоподобный Ахилл и хитроумный Одиссей. Я знал их всех. Они оплевали бы критянина Ипсеваса, некогда храброго моряка и копьеносца, если бы могли увидеть меня сейчас. Но я говорил о Подарге. Властелин забрал ее в этот мир, создал чудовищное тело и поместил туда ее мозг. Она живет где-то там, в пещере на самом склоне горы. Подарга ненавидит Властелина. Она также ненавидит все нормальные человеческие существа и поедает их, если ее птички не доберутся первыми. Но больше всех она ненавидит Властелина.
Это, кажется, все, что знал о ней Ипсевас. Еще он помнил, что до того, как ее похитил Властелин, у Подарги было другое имя, и что он был когда-то хорошо знаком с ней.
Вольф принялся расспрашивать дальше, так как его заинтересовало, что Ипсевас может рассказать ему об Агамемноне, Ахилле, Одиссее и других героях гомеровского эпоса. Предполагалось, что Агамемнон был историческим персонажем. Но как насчет Ахилла и Одиссея?
— Они и в самом деле существовали? — спросил Вольф.
— Конечно, существовали, — сказал Ипсевас. Он крякнул, а затем продолжил: — Я полагаю, тебе любопытно узнать о тех днях, но я мало что могу рассказать. Это было слишком давно, слишком много праздных дней прошло. Дней, веков, тысячелетий — один Властелин знает. И слишком много выпито.
Весь остальной день и часть ночи Вольф пытался выкачать из Ипсеваса сведения о тех временах, но мало что получил за свои хлопоты. Заскучавший Ипсевас выпил половину своего запаса орехов и, наконец, захрапел. Из-за горы пришел зеленовато-золотой рассвет.
Вольф уставился на воду, такую прозрачную, что он мог видеть сотни тысяч рыб фантастических очертаний и роскошных цветов. Из глубины поднялся ярко-оранжевый тюлень, существо, похожее на живой бриллиант. Рванул назад отброшенный тюленем спрут с пурпурными жилами. Далеко внизу на секунду появилось что-то огромное и белое, а затем нырнуло обратно на дно.
Вскоре до Роберта донесся рев прибоя, и показалась тонкая белая линия пены у подножья Тайяфайявоэда. Гора, казавшаяся такой гладкой на большом расстоянии, была изломана трещинами, выступами и пиками, вздымавшимися откосами и замерзшими каменными фонтанами. Тайяфайявоэд все рос и рос, и, казалось, висел над миром.
Вольф расталкивал Ипсеваса, пока зебрилла, стеная и бурча, не поднялся на ноги. Он поморгал покрасневшими глазами, почесался, откашлялся, а затем протянул руку за новым пунш-орехом.
Наконец, по настоянию Вольфа, он так вырулил рыбу-парус, что ее курс лег параллельно подножию горы.
— Я когда-то был знаком с этим районом, — сказал он. — Некогда я думал влезть на гору, найти Властелина и попытаться... — Он помолчал, почесал голову, вздрогнул и закончил. — Убить его! Вот! Я знал, что могу вспомнить это слово. Но это было бесполезно. У меня не хватило духу попробовать совершить это в одиночку.
— Теперь с тобой я, — заметил Вольф. Ипсевас покачал головой и выпил еще.
— Теперь — не тогда. Если бы ты был со мной тогда... Ну, что толку болтать? Ты тогда еще даже не родился. Тогда еще не родился и твой пра-пра-прадед. Нет, теперь уже слишком поздно.
Он замолчал, направляя рыбу-парус через отверстие в горе.
Огромное создание внезапно отклонилось от курса. Парус сложился у мачты из жесткого, как кость, хряща, тело поднялось на огромной волне, а затем они оказались в спокойных водах узкого, крутостенного и темного фиорда[7].
Ипсевас показал на ряд неровных карнизов.
— Воспользуйся ими. Ты можешь забраться далеко. Насколько далеко — не знаю. Я устал, натерпелся страху и возвращаюсь в Сад, чтобы никогда его не покинуть, я думаю.
