- Увы, Яхонт Алдабергенович, - ответил я. - Формально еще не доказано, но физики уверяют, что мотор никак не мог дать взрыва. Я утром в Краматорск специально звонил, говорил с тремя инженерами гравимоторного завода - нет. Все, как один: нет. Ну, а что до факта - мои люди спозаранку вылетели в Лодейное Поле, чтобы тщательно осмотреть собранные фрагменты корабля. От вас попробуем позвонить туда - может, что-то уже установили.
Болсохоев помолчал.
- Ну тогда в машину, что ли? - сказал он угрюмо. - Едем к ангарам?
Не торопясь, мы двинулись к джипу. Первым сообразил Климов:
- Не поместимся.
- Да, действительно, - Болсохоев даже сбился с шага. - Простите... я одного вас ждал, Александр Львович. Что-то мне не так передали.
- Идемте пешком все вместе, - предложил я. - Как раз по дороге успеете окончательно обрисовать ситуацию.
Болсохоев с готовностью кивнул и сделал ждавшему в джипе шоферу освобождающий жест рукой. Джип, тихонько урчавший на холостом ходу, начальственно рыкнул и прыгнул с места; круто развернулся, кренясь и пружинисто подскакивая, и понесся к гаражам.
- Подозрения прежде всего падают на Игоря Фомича Кисленко только лишь потому, что он, в отличие от перечисленных мною троих, исчез бесследно сразу после отлета "Цесаревича", - заговорил Болсохоев. - С другой стороны, он дважды на протяжении последних минут перед взлетом оставался с аппаратом практически наедине - ни из аппарата, ни из тягача его не было видно. В ангаре он один зацепил за носовые крючья два буксировочных троса; тут его, правда, мог видеть охранник. Охранник за этой операцией в действительности не следил, но Кисленко этого знать не мог. Проходивший мимо механик Гущин видел мельком, как Кисленко возится со вторым тросом, но ничего подозрительного в его действиях не заметил, мы беседовали с Гущиным очень тщательно. И, наконец, самый вероятный момент - отцепление тросов. Это две-три минуты, и вокруг - никого. Магнитную, например, мину, пришлепнуть где-нибудь у кормы - секундное дело, если знать, где ей не угрожает быть сорванной воздушным потоком. Кисленко, опытнейший технарь, такое укромное место, безусловно, мог придумать.
Действительно, было во всем этом что-то от кошмарного сна. В разговоре то и дело мелькало: опытнейший технарь, беспорочная служба, проверенный человек, надежный работник... И ведь иначе и быть не могло Тюратам! А в то же время семь ни в чем не повинных людей погибли страшной смертью.
А каково сейчас великой княгине Анастасии? Красавица, умница, настоящий друг; мне довелось танцевать с нею на последнем рождественском балу - как она ловила взгляд мужа!
Каково было бы Лизе или Стасе, если бы меня...
А - мне, если бы ее или ее?
До чего же беззащитно человеческое тело! Даже лаская, можно ненароком сделать больно; что уж говорить о намеренном вреде. Как эта божественная капелька нуждается в опеке, в заботе; сколько ослепительно прекрасных чувств и поступков висит на волоске, в полном рабстве у тонюсенькой кожицы, у ничтожных грязных бляшек на стенках сосудов, у какой-то там синовиальной жидкости, у потайной капели гормонов - беречь, беречь друг друга, помогать и прощать, пестовать, как больных, ведь все мы больны этой плотью, хрупкой, как раковина улитки и жадной до жизни, как жаден до солнца зеленый лист. Иначе просто не выжить!
- А что, собственно значит - исчез? - спросил я.
- Исчез - это исчез, и все тут, - вздохнул Болсохоев. - Вскоре после отлета пошел домой обедать - он живет тут относительно неподалеку, на ближней окраине Тюратама: от остановки автобуса, который ходит между аэропортом и городом, ему ходу минуты три, поэтому и обедал он обычно не в столовой, а дома... И тут - сообщение получаем из столицы. Ну пока раскрутились, час прошел, не меньше. Туда, сюда - нет Кисленко. Все под рукой, а его, как у вас в России говорят - будто корова языком слизнула. С работы ушел, домой не пришел. Мы на вокзал, на автовокзал, в пассажирский аэропорт, всем кассирам, всем постовым суем фотографию - нет, не помнят. Конечно, это не гарантия - мог проскочить, и его не запомнили, или на попутных удрал, да мало ли... Но - странно все же. И ведь, какая тут еще несуразица - он, как обыск показал, перед тем, как из дому на работу идти в то утро, все документы уничтожил.
- Как это? - опешил я.
- Водительские права сжег - корочки обгоревшей кусок нашли в пепельнице, и все. Над паспортом куражился, будто озверел - рвал по странице и жег, орла изрезал ножиком и тоже подпалить хотел, но обложка обуглилась только, жесткая... В той же пепельнице еще зола, уж не поймешь, от чего.
- Как же он на работу попал?
- Пропуск, значит, сохранил.
- А вы этот пропуск по городу поискать не пытались? В мусоре, в урнах... и просто так, на тротуаре каком-нибудь, на лестнице?
- Признаться, нет.
- Если быть логичным, он, сразу после дела, должен был избавиться и от последнего из столь ненавистных ему документов. Скажем, прямо в автобусе швырнул под сиденье и еще каблуком потоптал... или в канаву на обочине. Нет, пожалуй, не найти, если в канаву. А в автобусе - пожалуй, найти, Яхонт Алдабергенович! И в урне найти!
Он с сомнением покачал головой. Зато Круус удовлетворительно засопел, закивал.
- А в больницах вы искали его?
- А как же! Все три стационара, все травмопункты, профилакторий... даже в моргах смотрели. Нету. И происшествий никаких не было - ни драки, ни наезда, ни убийства, ни несчастного случая. То, что после дела его кто-то ликвидировал, мы сразу подумали. Нигде ничего.
- Да, понимаю. Но... я имел в виду кое-что иное. Психиатрическая есть в Тюратаме?
Болсохоев удивленно покосился на меня.
- Нет.
- А пункты неотложной наркологической помощи?
- Как же не быть, семь штук. Нет-нет, да и попадется пьяненький... да и дурь просачивается иногда из Центральной Азии. Думаете, техник первого ранга Кисленко, пустив на воздух наследника российского престола, так напоролся на радостях в ближайшей подворотне, что даже до дому не дошел и вот уж сутки прочухаться не может?
- Не совсем так. Но вот что мне покоя не дает. Преступление, которое выглядит не мотивированным, совсем не обязательно должно иметь неизвестный нам мотив. Оно и на самом деле может оказаться не мотивированным.
За спиной у меня опять раздалось удовлетворенное сопение Крууса. Болсохоев обескураженно провел ладонью по лицу.
- Упустил, - признался он. - Не пришло в голову. А ведь верно: Асланов, последним видевший Кисленко накануне, обмолвился, что тот был как бы не в себе!
- Вот видите. Надо будет очень тщательно поговорить со всеми, кто его видел в последние сутки перед катастрофой. И с его домашними. Есть у него домашние?