— Подождите, профессор, — перебил его Иван. — Не мешайте мне…
— Потом, все потом, — торопливо проговорил фон Кугельсдорф. — Сейчас не до этого… Поговорим после того, как случится великая битва…
— Какая битва? Когда?..
— Гавгамелы… Уже завтра.
Иван огляделся.
Они стояли посреди огромного лагеря, в котором расположились войска Александра. Горели костры, и отблески языков пламени мрачно отсвечивали на оружии. Ночь была наполнена запахами уныния, крови, предчувствий и страха. Глухой шум, в который превратились отдельные пьяные крики, женский визг, лошадиное всхрапывание и лай собак, казался ворчанием одинокого великана, ворочающегося на предсмертном ложе.
Армия отдыхала. Люди перестали быть людьми, они обратились в единое преложение некоей могучей воли, которой управляла воля еще более сильная, в своем могуществе пределов практически не знавшая. Великан дрожал, как в лихорадке, ворочался и никак не мог уснуть…
Иван зябко поежился и посмотрел на небо. В плотной ночной южной мгле подрагивали гвоздчатые яркие звезды. Мертвый глаз холодной луны висел над головой, притягивая взгляд…
Иван вдруг вспомнил, как неделю назад во время короткого отдыха на привале случилось лунное затмение. Он тогда совершенно не удивился мгновенной перемене в окружающем мире, слабости, граничащей с отчаянием, апатии и страху, внезапно овладевшими людьми, — настолько все совпадало с его собственными видениями: момент перехода от смутного беспокойства к реальности кошмара, секундное ощущение опрокинутости и бесполезности сопротивления могучей силе, раз и навсегда изменившей привычную картину неотягощенного сомнениями бытия… Это длилось краткий миг- оцепеневшие люди, застывшие в немой тоске и обратившие слепые лица к слепому же небу; темнота, ставшая осязаемой; бесконечная тишина и холодный, колкий воздух. Но прошла еще секунда, и равновесие было восстановлено: силе уже противостояла другая сила; а потом мир раскололся, потеряв твердость, и снова стал текуч и многообразен. Кошмар стал обычным делом — в нем можно было жить.
Иван вздрогнул, отгоняя видения. Он чувствовал, как возвращается в реальность, как обретает твердость осознания своего «Я», как уверенность, знание и понимание задачи становятся доминантой.
Он почти весело посмотрел на профессора.
Тот очень внимательно глядел на него. Настороженное яюбопытство читалось в его взоре.
— Ну что же, repp профессор, — бодро спросил Иван. — Какие новости из ставки главнокомандующего?
— Скоро рассветет, — ответил фон Кугельсдорф после большой паузы. — Божественный Александр отдыхает в своем шатре… а попросту говоря — дрыхнет без задних ног. Царь Персии Дарий со своей армией находится примерно в пяти километрах от нас. Персы не спят, опасаясь ночной атаки непобедимого царя македонян… но ее до утра не будет. Македонцы же либо спят, либо делят будущую добычу. Шкуру, так сказать, неубитого медведя. Ведь, по-моему, именно так говорят в России?
Иван пожал плечами.
— Не знаю, — легко сказал он.
— Ну и ладно, — так же легко согласился профессор. — Пойдемте и мы отдыхать.
Солнце палило нещадно. Ни единого облачка не было в небе, которое накалялось с каждой секундой, на глазах набухая и твердея. Под лучами яростного светила беспощадно сверкал металл доспехов и оружия; темная смутная масса людей и животных, пыль, пока еще робко поднимающаяся вверх, а выше — яркие угрожающие блики и пляшущее марево горячего воздуха.
Иван, вытянув шею смотрел вперед. Персы — вражеская армия, — казалось, были бесчисленны. Сколько мог охватить взгляд, везде колыхалась щетина копий, сверкали страшные огромные ножи колесниц и налобники боевых слонов. Густая мешанина походила на выползающую из чудовищной кастрюли живую кашу, которая пучится, пыхтит, шипит, грозя затопить собой всю огромную равнину под палящим безразличным солнцем…
Уже совсем скоро блюдо будет готово. На радость богам войны, предвкушающим славное пиршество… и шакалам, которым достанется масса вкусных объедков.
Иван огляделся. Македонская армия представляла собою тоже весьма величественное зрелище. Слонов и колесниц не было, но фаланга тяжеловооруженных гоплитов, которая стояла чуть впереди и левее, казалась единым стальным монолитом, который способен сокрушить все что угодно. Закаленные в войне македонские ветераны, вооруженные огромными щитами и страшными копьями-сариссами до шести метров длиною… В чистом поле натиск такой живой стены протяженностью в километр и глубиной от шестнадцати до двадцати четырех рядов был просто ужасен.
Еще левее стояли греческие пехотинцы-союзники, а дальше — фессалийская конница, где служил тот самый псевдотезка, как хмыкнул про себя Иван.
Иван глянул вправо. Там волновалась конница: царские «друзья»-гетайры, во главе с самим Александром.
Иван хорошо видел божественного полководца. В пурпурном плаще, с непокрытой головой, с копьем в руке македонский царь находился перед строем своей конницы. Вот он привстал в седле, вглядываясь в даль, вот повернулся…
В воздухе повисло колоссальное напряжение. Огромное скопление людей и животных находилось на той грани, за которой наступает схватка, ужас, кровь… смерть. Вот сейчас они еще стоят неподвижно, их бьет дрожь, глаза лихорадочно блестят, но они еще живы, они еще находятся отдельно от других, хотя уже скованы цепью предопределенности, и их судьбы неведомым образом сплетены с судьбами других — таких же, лучших, худших, которым или от которых предстоит погибнуть, — а уже через неуловимое мгновение все они сольются в один ревущий, визжащий, сошедший с ума хаос, и живой позавидует мертвому, а мертвый еще долго будет оставаться живым…
Иван невольно крепче сжал в руке тяжелый меч. Он тоже чувствовал лихорадочное напряжение, но это скорее был азарт и предвкушение хорошего соревнования — в спортивном, что ли, смысле слова… Смутные видения оставили его, чужие голоса не докучали, голова была ясной, и. он четко знал, что и когда надо делать.
Внезапно глухой, постепенно набирающий силу рев, зародившийся где-то далеко впереди, пронесся над равниной. Чудовищная персидская каша дошла до кипения, выплеснулась из своей временной емкости и неумолимо, постепенно увеличивая скорость, поползла на македонян.
Великая битва Запада с Востоком началась.
Впереди персов во весь опор мчались колесницы; укрепленные на них большущие ножи бешено вращались, сверкая на солнце. Но это еще не была настоящая атака: Иван увидал, как понявший это Александр стал уводить свою кавалерию вправо, стараясь устранить недостаток построения своих войск — фронт македонян оказался короче фронта противника.
