— Средне. Чтоб да, так нет, а чтоб нет, так да. — И я рассказываю все: поругался с Ураловым из-за списания «мигалки», подпирают сроки с матрицами, пробовал новую идею, но неудачно — ушибло током.
Стриж выслушивает внимательно.
— Погоди, — начинает он, кидая окурок у урны, — а как же все-таки…
Но в этот момент, как всегда кстати, из двери выглядывает Кепкин, видит Сашку, направляется к нам:
— Прливет, с прлиездом. Ну, как конферленция?
— Ничего, спасибо. — Тот с удовольствием трясет Теркину руку. — Вот только доцент Пырля из Кишинева очень обижал электронно-лучевую технологию. Доказывал, что она ненадежна, ничего микроэлектронного ею создать не удастся. Вот… — Стрижевич достает блокнот, листает, цитирует: — «По перспективам промышленного выхода этот способ в сравнении со всеми другими подобен способу надевания штанов, прыгая в них с крыши, — или не попадешь, или штаны порвешь». А?
— Ну, знаешь!.. — И без того длинное лицо Кепкина, который строит машину для лучевой технологии и большой ее энтузиаст, вытягивается так, что его можно рассматривать в перспективе. — Между нами говорля, Пырля не голова. Светило, которлое еще не светило.
— А Данди, — оживляется Сашка. — Данди голова?
— Данди горлод… а, ну тебя к фазанам! С вами, химиками-алхимиками, чем меньше общаешься, тем дольше прложивешь.
Он поворачивается к своей комнате, но тотчас передумывает, остается; без общения с нами Теркина жизнь была бы хоть и дольше, но скучней.
— А что еще было интерлесное?
— Расскажу на семинаре, потерпи. — Стриж прячет блокнот. — Я пока не на работе.
Из коридорной тьмы, вяло переставляя ноги, приближается Тюрин. В руке у него тот же «Джорнел оф апплайд физик».
— Чувствуется в твоей походке какой-то декаданс, Кадмич, — замечает Сашка, здороваясь за руку и с ним. — Напился бы ты, что ли, да побил окна врагам своим!
— А это мысль! — подхватывает тот, стремясь попасть в тон. Но замечает мое отчужденное молчание, киснет. — Я, наверное, помешал?
(Мы собрались вместе, думаю я, четыре основоположника — хоть Нуль-вариант разворачивай. Только не выйдем отсюда к Нулю, к надвариантности, не то настроение, не тем заняты мысли — не повернуть их к такой проблеме. Лишь от одной ординарной к другой подобной, в пределах специальности.)
— Нет, ничуть. — Я беру у Кадмича журнал. — Попотчуй и их «сандвичами Тиндаля», как меня давеча. Вот читайте.
Стриж и Кепкин склоняются над журналом. Оба помнят тюринский способ ступенчатой диффузии, быстро ухватывают суть заметки. Радий стоит, как в воду опущенный.
— Да-а… — тянет Кепкин, глядя на него.
— На конференции демонстрировали микросхемы фирмы «Белл», сделанные способом Тиндаля, — говорит Сашка. — Хороши. Наши теперь будут перенимать. Ничего, — он возвращает журнал Тюрину, — главное, ты это сделал первый. Смог. И еще сможем, сделаем, возьмем свое!
…Вот этого я и боюсь.
— Между прочим, — говорю (хоть это не между прочим и совсем некстати), — этот тетрабромид бора, которым Тиндаль обрабатывал пластины кремния, коварная штука. При соединении с водой образует детонирующую смесь. Бац — и взрыв!
— Алеша, Тиндаль не применял тетрабромид бора, — мягко поправляет Кадмич. — Он применял соединения фосфора, алюминия и сурьмы, вот же написано.
— Ну, мог применять, у бора коэффициент диффузии ведь больше, — настаиваю я. У меня сейчас почти телесное ощущение, что я пру против потока материи, преодолеваю какую-то вязкую инерцию мира. — И ты мог, и вот он… — указываю на Сашку.
— А какой дурак станет поливать бромид бора водой, — Стриж поднимает плечи, — его же в вакууме напаривают.
Кепкин тоже пожимает плечами, удаляется в свою комнату: ему любая химия скучна.
— Мало ли что в жизни бывает, — гну я свое. — Его ведь в запаянных ампулах продают, этот бромид, сизо-коричневый порошок. Вздумалось, например, кому-то смыть с ампул наклейки… или, бывает, не те наклеят, нужно вместо них другие — а под струей воды ампула ударится о раковину. Разобьется — вот тебе и взрыв. Нужно быть осторожным. Вот.
Тюрин слушает вежливо, Сашка — со все возрастающим веселым изумлением, которое явно относится ко мне, а не к той информации.
Ну и пусть, чем больше это похоже на спонтанную чепуху, тем крепче запомнится.
— Да что это с ним?! — Стриж трогает мой лоб, обращается к Тюрину. — Он здесь без меня не того… головой не падал?
Кадмич мягко улыбается, качает отрицательно головой и тоже уходит: ситуация не для него.
— Слушай, ты кидаться не будешь? — спрашивает Сашка. — А то и я уйду от греха.
— Да катись ты к….! — расстроенно говорю я.
Я чувствую себя усталым, в депрессии. Слабенький я все-таки вариаисследователь, мелкач. Все норовлю какую ни есть выгоду извлечь из этого дела, пользу. Если и не самую пошлую: проснуться с пуком ассигнаций в руке — то хоть Сашку подстраховать. Прилежную Машеньку ради этого обидел, сам вот сейчас претерпел — а на поверку вполне и без того могло бы все обойтись с этими ампулами; случай, как и наши колебания, многовариантен.
И главное, ведь чувствую, что не для мелких здесь-сейчас-ных выгадываний дано мне это знание, не в том его сила, — а подняться на уровень его, быть исследователем без страха и упрека, побеждающим или погибающим, все равно, — не могу. Я и со страхом, и с упреком…
— Тебя точно через руки током ударило, — не успокаивается Стриж. — Иные места не захватило?
Я оскорбленно молчу.
— Ладно, — переходит он на другой тон, — вернемся к этому факту: что дальше-то было?
— После чего?
— После того, как сварочный импульс прошел через тебя.
— Ничего не было!
— Как ничего?.. Ты не понял, я не о последствиях: идея-то твоя правильная или нет? Что, не проверил до конца?.. Нет, вы посмотрите на него: обижать безответного Кадмича — это ты можешь, перебивать содержательный разговор горячечным эссе о бромиде бора — тоже, а вот довести опыт… Есть же резиновые перчатки!
Стрижевич склоняет голову к плечу и смотрит на меня с таким любованием, что я чувствую себя даже не просто дураком, а экспонатом с выставки дураков. Ценным экспонатом.
…А ведь и вправду дурак: как это я о перчатках забыл. (Не забыл, отшатнулся от опасности, за надвариантность свою испугался.) «В резиновых перчатках с микроматрицами не очень-то поработаешь», — хочу возразить для спасения лица. Но останавливаю себя: и это тоже сперва надо проверить.
— Уйди с глаз… экспериментатор! — завершает Стриж рассматривание.
