Мысли Эрика постепенно перешли от воспоминаний о своем друге к оценке собственной жизни.
Он, как и Хьюго, тоже любил свое дело, обладал некоторым талантом и гораздо большими душевными силами. В те времена, когда он работал в лаборатории, его настойчивость преодолевала все препятствия. Он заставил Тони Хэвиленда довести опыт до конца, и этот опыт имел немалое значение для его дальнейшей карьеры. Там, где нужно было противопоставить свою волю воле другого человека, ему всегда сопутствовала удача.
Потом, в Кемберлендском университете, против него выступили иные силы, а еще позже, у Тернбала, в Нью-Йорке, дело обстояло гораздо сложнее, чем борьба двух личностей и столкновение их противоположных желаний. Весь мир, в котором жил Эрик, был его противником, и тут не могло быть ни поражений, ни побед. Каждый раз борьба начиналась и обрывалась, ничем не кончаясь.
Здесь, в Вашингтоне, произошло самое значительное в его жизни сражение, но личные конфликты были тут ни при чем. Ни на одного человека он не мог бы указать пальцем, сказав: вот это мой враг, он всему причиной. Эрик не мог указать ни на Арни, ни на Сэйлса, ни на Хольцера. Таких людей слишком много. И его настойчивость в борьбе один на один тут уже не могла ничем ему помочь.
И снова он спросил себя: мог бы он предотвратить эту смерть? Но каким образом? Мог ли он принять предложение Арни? И сейчас при одной мысли об этом в нем закипела глухая злоба. Нет, сейчас в нем происходило совсем не то, что было в темной квартире Фокса. Тогда, всего несколько дней назад, холодный запах тления так испугал его, что он в панике готов был ухватиться за что угодно. Теперь он был настроен иначе.
В ту ночь какая-то часть его давно подавляемого страха прорвалась наружу, и он неверно понял этот страх. Теперь он отбросил в сторону все накопившиеся в нем скрытые тревоги и стал понимать самого себя так, как никогда. Наконец-то он доискался ответа на вопрос, заданный ему давным-давно: "Почему вы хотите стать ученым?" Больше пятнадцати лет этот случайный, почти бессмысленный вопрос неотвязно стучал в его мозгу. Иногда, в хорошие времена, он казался надуманным и вызывал только усмешку. Теперь, однако, Эрик нашел исчерпывающий ответ. И, найдя его, почувствовал на себе тяжкую ответственность.
Издавна, быть может с самого начала своей жизни, Эрик везде и во всем чувствовал борьбу за существование. Вокруг него шла война, и не только между людьми: это была стихийная, первобытная борьба жизни со всеми физическими законами, обрекавшими ее на смерть. Жизнь хрупка и зыбка, жизнь - случайный результат нескольких совпадений, крохотный водоворотик в огромном потоке вселенной. Во мраке и холоде таинственной, безмолвной бесконечности жизнь - только нежный розовый бутон; но жизнь упряма, обреченные живые существа упорно цепляются за этот теплый хрупкий клочок и бросают вызов врагу - вечной ночи. Ни один человек не может сказать, когда он впервые почувствовал, что вокруг него происходит борьба, но в первую же осень своей сознательной жизни он видит ее в меняющейся окраске листьев на деревьях. Он может ощутить ее в разрушительных вихрях гигантских бурь, величественно проносящихся над землей, в падающих звездах, в обмелении рек, в образовании оврагов, в обвалах, разрушающих горы, в засухах, наводнениях, в бледном, мертвенном свете луны и нестерпимо палящих лучах солнца. И в солнечном летнем утре, и в теплых весенних вечерах есть смерть - тысячи, миллионы смертей.
Рано или поздно возникает вопрос - почему? Есть ответы, внушенные безвольной покорностью или тупой невозмутимостью. Но в тех людях, которых не так-то легко удовлетворить подобными ответами, недовольство порождает желание бороться, и они вступают в войну. Некоторые из них, забыв о враге, занимаются грабежом, насилием и убийством в собственном стане, но самые смелые уходят вперед, во тьму, открывать неизвестные земли. Группами или в одиночку, они поднимаются к звездам, они изучают и используют маниакальную жизнеспособность микроскопических клеток, они исследуют огромный шар, который медленно вращает их в безмолвном пространстве.
Это настоящая война, в которой люди становятся в ряды бойцов без знамен и сражаются без боевых кличей и без героизма. Они наивно спрашивают: "А чем же еще можно заниматься в жизни?" Но разве мыслимо, участвуя в такой войне, уважать окопавшихся в тылу людишек, которые используют для личной наживы трофеи, добытые ценою огромного труда, которые подымают визг из-за того, что задето их мелочное самолюбие, убивают, обозлившись на то, что к их добру прикасаются скептические руки? До каких пор можно терпеть существование этих зачинщиков кровавых схваток, этих противников всего нового?
Трудно и тоскливо бойцам сражаться в этой войне. Несмотря на всю свою целеустремленность, они ведь только обыкновенные люди - мягкие, податливые, обладающие всеми человеческими слабостями. Собственные недостатки досаждают им, как вши. И так как они просто обыкновенные люди, то, даже смело шагая вперед, они страдают, чешутся и корчатся от этих зудящих укусов. Их не ждут никакие личные награды, кроме сознания, что дело выполнено хорошо. Но и эта медаль быстро стирается и тускнеет. Заслужить прочное уважение невероятно трудно, почти немыслимо. Это требует особого внутреннего напряжения, которое зачастую может искалечить человека. Очень трудно найти в себе для этого мужество, и, таким образом, внешняя борьба повторяется в миниатюре в сердце каждого человека.
Все это Эрик теперь понял; он знал также, что Хьюго пал не в сражении, он умер потому, что не мог пережить гнусностей, творившихся в тылу. Такая смерть требует отмщения. Эрик был уверен, что он не виноват в гибели Хьюго. Оставалось только убедить в этом Сабину. Она стояла у окна, одна, спиной к "нему.
Лили, подойдя сзади, слегка тронула его за плечо.
- Я хочу напоить Эдну кофе, - сказала она. - Потом, когда она немножко отойдет, я заберу ее к себе. Она побудет со мной, пока не приедет ее мать. Я уже вызвала ее.
Эрик охотно встал - от неподвижного сидения у него онемело все тело. Он поглядел на Сабину, все еще стоявшую у окна, потом подошел к столику и налил себе кофе. Сабина наконец обернулась и, словно не заметив Эрика, прошла мимо него к Эдне. Вышло ли это нечаянно или она умышленно не хочет его замечать? Он задержался у столика, выжидая, пока она поднимет на него глаза, но Сабина села рядом с Эдной, и теперь, чтобы взглянуть на него, ей нужно было обернуться через плечо. Женщины о чем-то тихо заговорили, а Эрик медленно направился к Тони, который стоял у другого окна и молча смотрел в темноту.
Лицо Тони как-то обвисло и в профиль показалось Эрику совсем старым. Эрик предложил ему кофе, но Тони покачал головой. Эрик взглянул на его покрасневшие влажные глаза. Сначала он подумал, что причина этих слез смерть Фабермахера, но, перехватив полный горечи и возмущения взгляд, который Тони бросил на Лили, сразу догадался, в чем дело.
