— Остается, конечно, планета кукольников. Новое Эльдорадо. Но ты же не знаешь где она, ведь так? Я удивлюсь, если дал тебе хоть один намек. И к тому же ты никогда не узнаешь, говорил ли я тебе правду или…
Знает ли джинксианин, каково жить в бедности? Манн пожал плечами. Старые воспоминания возвращались редко, но возвращаясь, они каждый раз причиняли боль.
Приходится учиться не покупать предметов роскоши прежде самого необходимого. Приходится и голодать, пока научишься отличать их друг от друга. Необходимое — это пища и место для сна, и штаны с башмаками. Роскошь — это табак, рестораны, дорогие рубашки, привычка выбрасывать испорченную пищу, когда еще не научился готовить и не ходить на работу, если не хочется. Союз — это необходимость. Укрепсредство — роскошь.
Джинксианин всего этого не знает. У него хватило денег, чтобы купить собственный корабль.
— Спроси-ка меня повежливей, Богат Эй. Хотел бы ты знать, где я нашел систему кукольников?
Манн арендовал «Исследователь» на субсидию колледжа. Это был его последний шаг на долгом карабкании вверх. А до того…
Когда произошел кризис, он прожил уже половину своего жизненного срока. До тех пор укрепсредство поддерживало его столь же молодым, как и всех безвозрастных лентяев, составляющих круг его друзей и знакомых. И вдруг он стал одним из голодающих. Многие из его партнеров по разорению отправились на своих поясах-подъемниках прямо в вечность. Ричард Эйшель-Манн продал свой пояс, чтобы купить последнюю дозу укрепсредства. Прежде, чем он вновь смог позволить себе это, лоб его пробороздили морщины, изменилась фактура кожи, уменьшились половые способности, в волосах появились странные белые пятна и возникли боли в спине. Все это оставалось с ним до сих пор. Но он все время сохранял свою бороду. С белой полосой и белой прядью она смотрелась еще лучше. Когда укрепсредство вернуло окраску его волосам, он начал подкрашивать пятна специально.
— Отвечай, Богат Эй!
Ступай-ка прокатись на брандашмыге.
Это был пат. Капитан Кидд не сможет убедить его ответить, а он никогда не узнает пиратского секрета. Если Кидд затопит свой корабль в море, Манн покажет его полиции. По крайней мере, это будет уже кое-что.
К счастью, Кидд не сможет поднять «Исследователь». Иначе он мог бы увести оба корабля на другую сторону планеты, оставив Манна на мели. Четыре пирата ушли далеко на юг. Капитан Кид, очевидно, оставил попытки с радио. В шлеме были вода и питательный сироп, от голода Манн не умрет. Где же, черт побери, полиция? На другой стороне планеты?
Мертвый пат.
Большая Мира взошла, как будто «робкий флейтист Том» подбросил над горами свой обруч, подобный красному дыму. Местность посветлела, приобретая лавандовый оттенок, прорезанный длинными темно-синими тенями. Сами тени укоротились и сделались размытыми.
Доктора Ричарда Манна начала вдруг заботить моральная сторона его положения.
Напав на пиратов, он выполнял свой гражданский долг. Они запятнали, с таким трудом приобретенную добрую репутацию человечества. Манн к тому же защищался.
Но каковы были его мотивы? Две части их составлял страх. Во-первых, страх, что Капитан Кидд решит заткнуть ему рот. Во-вторых, страх перед бедностью.
Этот страх сопутствовал ему уже известное время.
Написать книгу и поймать удачу! Это хорошо выглядело на бумаге. Сфера человеческой части космоса, тридцати световых лет в диаметре, содержала почти пятьдесят миллиардов читателей. Убедите один их процент заплатить пол-стара за копию ленты, и ваши четырехпроцентные авторские составят двадцать миллионов стар. Но теперь большинство книг провалилось. Теперь нужно орать громко, чтобы привлечь внимание хотя бы десяти миллиардов читателей. А другие при этом будут стараться вас потопить.
Пока не появился Капитан Кидд, это была единственная надежда Ричарда Эйшель-Манна на успех.
Все его действия были в рамках закона. Капитан Кидд не мог сказать этого о себе; но Капитан Кидд никого не убил.
Манн вздохнул. У него не было выбора. Главным его мотивом было чувство чести, и мотив этот сохранял свою силу.
Он беспокойно задвигался в своем гнезде из влажного мха-меха. День теплел, а температурный контроль его скафандра не работал при наличии только одной половины.
Что это?
Это был «Владыка кукол», легко двигавшийся к нему на подъемниках. Джинксианин, очевидно, решил погрузить его под воду прежде, чем явятся представители закона.
…Или нет?
Манн отрегулировал двигатель подъемника так, что почти потерял вес, а потом осторожно двинулся вокруг пика. Он увидел, что четверка пиратов двинулась наперерез «Владыке кукол». Они увидят его, если он оставит пик. Но если он останется, то инфракрасные детекторы…
Он должен рискнуть.
Подбитые околоплечники скафандра вдались Манну под мышки, когда он ринулся ко второму пику. Он остановился в воздухе надо мхом и нырнул вниз, зарывшись в него. Пираты не свернули со своего пути.
Теперь посмотрим.
Корабль замедлит ход и остановился над пиком, который Манн только что покинул.
— Ты меня слышишь, Богат Эй?
Манн мрачно кивнул сам себе. Определенно, дело именно в этом.
— Мне следовало бы испробовать это раньше. Так как тебя нигде не видно, ты или вовсе оставил окрестности, или прячешься в густых кустах вокруг этих башен.
Должен ли он петлять от шпиля к шпилю? Или можно перелететь через них?
Во всяком случае следовало поторопиться. Панцирь ограничивал его скорость.
— Надеюсь, ты воспользовался возможностью осмотреть эту башню. Она очаровательна. Очень гладкая, каменная поверхность везде, кроме верхней части. Безупречный конус, опять-таки, если не считать верхней части. Ты слушаешь? Кончик этой штуковины торчит на восьмифутовой шейке и образует яйцеобразную шишечку футов пятнадцать в поперечнике. Шишечка не так гладко отполирована, как все остальное. Отдаленно напоминает росток аспарагуса, так бы ты, наверное, сказал?
Ричард Эйшель-Манн покивал головой, пробуя на вкус эту мысль.
Он отвинтил шлем, выдрал из него радио и сунул в карман. Затем, в лихорадочной спешке, принялся драть обеими руками желтый мох-мех, набил им полость шлема и направил на него зажигалку. Поначалу растительность только дымилась, заставляя Манна тихо ругаться сквозь зубы. Чуть позже возник слабый, голубенький бездымный огонек. Манн уложил шлем в гнездо из мха, устроив его так, чтобы он не высовывался наружу, и высыпал его горящее содержимое.
— Сам бы я назвал это фаллическим символом. Что скажешь, Богат Эй? Если это фаллические символы, то довольно стилизованные. Человекоподобные, но не человеческие — так можно сказать.
