— Мне нравится ваш стиль. Как вы себя чувствуете?
— Как хозяйка страшной спящей истерики, умоляющей не будить ее.
Мужчина рассмеялся.
— Скоро вы почувствуете себя так странно, что времени на истерику не останется.
Он встал и положил шприц обратно на лабораторный стол, свернул провод. Потом выключил переменное поле и вернулся с большой стеклянной миской и квадратом фанеры. Поставил миску вверх дном на пол рядом с девушкой и накрыл фанерой.
— Я вспомнила что-то в этом роде, — сказала она. — Когда я в средней школе… там создавали искусственные молнии с помощью… сейчас, сейчас… да, там была длинная лента, вращающаяся на валах, небольшие проводки, вызывающие трение, и вверху большой медный шар.
— Генератор Ван де Граафа.
— Верно. И с ним делали разные штуки. Помню, как я стояла на доске на миске вроде вашей, а они заряжали меня с помощью генератора. Я не испытывала ничего особенного, вот только все волосы на голове встали дыбом. Весь класс катался от смеха, а я выглядела как пугало. Потом мне сказали, что там было 40000 вольт.
— Отлично. Очень рад, что вы это помните. Здесь будет небольшое отличие — еще на 40000 вольт.
— О!
— Не беспокойтесь. Пока вы изолированы и все заземленные или относительно заземленные объекты — вроде меня — остаются на достаточном расстоянии от вас, никаких фейерверков не будет.
— Вы используете такой же генератор?
— Нет, не такой… Кстати, это уже сделано. Этот генератор — вы.
— Я… Ой! — Она подняла руку, лежащую на мягком подлокотнике, и вдруг — треск разряда и легкий запах озона.
— Да, вы, и даже больше, чем я ожидал, к тому же — быстрее. Пожалуйста, встаньте.
Она начала медленно вставать, но закончила это действие с большой стремительностью. Когда ее тело оторвалось от кресла, его на долю секунды обвила сеть шипящих голубовато-белых нитей. Они или она сама толкнули ее на полтора ярда вперед. Потрясенная, почти лишившаяся сознания, девушка едва не упала.
— Держитесь лучше, — резко сказал он, и она пришла в себя, хватая ртом воздух. Мужчина отступил на шаг. — Становитесь на доску. Быстрее.
Девушка повиновалась и сделала два шага, оставив два маленьких огненных следа. Ступив на фанеру, она покачнулась, волосы ее зашевелились.
— Что со мной происходит? — крикнула она.
— Все в порядке, — успокоил он ее.
Подойдя к столу, мужчина включил акустический генератор, который низко завыл в интервале 100–300 Гц. Мужчина увеличил силу звука и повернул регулятор высоты тона. Когда вой стал более высоким, ее золотисто-рыжие волосы начали извиваться, каждый волосок стремился отделиться от остальных. Звук усилился до 10 КГц, потом перешел в неслышимые, вибрирующие в желудке 11 КГц. В крайних точках волосы опускались, а около 110 КГц становились торчком, точь-в-точь как у пугала.
Установив звук на более-менее приемлемом уровне, мужчина взял электроскоп и, улыбаясь, подошел к девушке.
— Вы сейчас электроскоп, вы знаете об этом? А еще живой генератор Ван де Граафа. И, конечно, пугало.
— Можно мне сойти отсюда? — выдавала она.
— Еще не сейчас. Не двигайтесь. Разница потенциалов между вами и другими предметами настолько велика, что, окажись вы вблизи чего-нибудь, произойдет разряд. Вам это не повредит, поскольку это не электрический ток, но может обжечь и доставить нервное потрясение. — Он вытянул электроскоп. Даже с такого расстояния, и даже в своем ужасе, она заметила, что золотистые листочки разошлись. Мужчина обошел вокруг нее, внимательно следя за листочками, поднося прибор ближе и отодвигая дальше, манипулируя им с обеих сторон. Потом вернулся к генератору и несколько уменьшил звук. — Вы излучаете такое сильное поле, что я не могу заметить отклонений, объяснил он и снова подошел к ней, на этот раз чуть ближе.
— Я не могу больше… Не могу… — прошептала она.
Не слыша ее или не желая слышать, он поднес электроскоп к ее животу, потом выше.
— О, вот ты где, — сказал он весело, поднося электроскоп к ее правой груди.
— Что? — простонала она.
— Ваш рак. Правая грудь, низко, ближе к подмышке. — Он свистнул. — Средних размеров и злокачественный, как сто чертей.
Девушка пошатнулась и опустилась на пол. Темнота обрушилась на нее, потом отступила в сиянии ослепительной голубоватой белизны и снова рухнула, как падающая гора.
Место, где стена соприкасается с потолком. Чужая стена, чужой потолок. Неважно. Все равно.
Спать.
Место, где стена соприкасалась с потолком. Какая-то помеха. Его лицо, близко, напряженное, усталое — глаза внимательные, упрямые, пронзительные. Неважно. Все равно.
Спать.
Место, где стена соприкасается с потолком. Чуть ниже луч заходящего солнца. Чуть выше — рыжевато-золотистые хризантемы в зеленой вазе. Снова какая-то помеха — его лицо.
— Вы меня слышите?
Да, но не отвечать. Не двигаться. Не говорить.
Спать.
Комната, стена, стол, ходящий взад-вперед мужчина, окно, за ним — ночь. Хризантемы, которые можно принять за живые, но понимаешь, что они срезаны и умирают.
Знают ли они об этом?
— Как вы себя чувствуете?
Настойчиво, настойчиво.
— Пить.
Холод и глоток чего-то, вызывающего болезненное сжатие челюстей. Сок грейпфрута. Она бессильно откидывается назад, опираясь на его руку, в другой его руке стакан.
О, нет, это не…
— Спасибо. Большое спасибо…
Попробую сесть. Простыня… моя одежда!
— Прошу прощения, — сказал он, словно читая ее мысли. Некоторые вещи просто противоречили колготкам и мини-платью. Все выстирано и высушено, ждет вас в любую минуту. Вон там.
Коричневая шерсть, колготки и туфли на стуле.
Он предупредительно отошел, поставив стакан возле одинокого графина на ночном столике.
— Какие вещи?
— Рвота. Судно, — откровенно объяснил он.
Простыня может укрыть ее тело, но не смущение.
— Мне так неприятно. Я, должно быть…
Он качает головой, фигура его раскачивается перед глазами.
— Вы перенесли шок, который еще продолжается.
Мужчина заколебался, она впервые заметила у него колебание. Теперь уже она почти читала чужие мысли.
Нужно ли ей об этом говорить?
Конечно, нужно. И он сделал это.
— Вы не хотели выходить из шока.
— Я ничего не помню.
— Груша, электроскоп. Укол, электростатическая реакция.
— Нет, — сказала она, — ничего не помню. — Потом, вспомнив: — Нет!
