мы не ее хозяева… часто игнорируем ее сигналы… и отходим от своего первоначального предназначения… Баланс сохранять очень трудно… — Максим тяжело вздохнул. — О чем это я? А да, о теле. Сейчас о нем. Люди чаще всего полагаются на свой организм, но мы учились тому, чтобы организм полагался на нас. С нашими возможностями мы далеко продвинулись в изучении этой теории… Именно тогда, пять лет назад, я опробовал ее на практике. И у меня получилось.
— Но ты был в сознании.
— Потом нет. Ведь я дал себе две установки.
Самуил усмехнулся. Этот парень поражал его всякий раз, как открывал свой рот.
— Умереть — вторая установка?
— Умереть на пять дней.
— Пять дней? Что? — Единорог подался вперед, не веря своим ушам. — Это типа летаргического сна?
— Не совсем. Но можно назвать и так. Я так сильно желал этого, что смог сделать. В течение этих пяти дней мое сердце не билось, я не дышал, кровь не циркулировала, но ровно через пять дней я очнулся с нормальными жизненными показателями. Единственным минусом стала потеря памяти. Видимо, все же для моего организма сразу две такие установки оказались слишком трудоемкими?
Максим лег обратно и поднял глаза к потолку.
— Заманчивая перспектива. — Самуил помотал головой. — А вдруг снова? Нам тебе все рассказывать как раз дня два придется.
— Это не было побочным эффектом. Я не давал себе такую установку, но, говоря Далматинцу, что умру, я также обещал забыть их всех. Перестарался немного…
— Ха-ха-ха, смеяться нам или плакать?
— Самуил, перестань.
Максим пытался сосредоточиться, откидывая лишние мысли в сторону. Наступила тишина. Каждый думал о своем.
Через несколько минут Максим заговорил снова:
— Я сейчас сделаю то же самое, что и пять лет назад. Через три минуты ты должен дать мне раствор. Приготовьтесь. Постарайтесь меня не задевать, если не будет такой необходимости, и я не буду пытаться вставать. В бессознательном состоянии я могу принять вас за врагов и напасть. Самуил, самое главное, ты должен быть готовым остановить меня, когда я очнусь. Будь рядом с Единорогом, пока он делает реанимацию. Хорошо?
— Почему, это главное?
— Я уже говорил, это самый опасный момент. Я дам себе один час, но, повторюсь, он может затянуться. Если же я начну дышать раньше, но не очнусь, просто ждите. Не отходите от меня… И хоть я и не хочу, чтобы вы пострадали, но вам придется следить за моим состоянием. Единорог, ты особенно будь осторожен. Тебе и так досталось.
— Все будет в порядке. Главное, чтобы ты вернулся, а там разберемся.
Максим вытянул руки вдоль тела и закрыл глаза. Через три минуты он сжал кулаки. Заместитель осторожно открыл пузырек и влил содержимое в рот. Самуил уселся в изголовье парня.
Через минуту у Максима началась агония. Его стоны и хрипы разрывали ночную тишину, а тело дергалось в конвульсиях, но они видели, как он старается контролировать себя. Голова вертелась из стороны в сторону. На десятой минуте из его горла вырвался истошный крик, а затем все стихло. Грудь парня тяжело поднималась и опускалась, дыхание с каждой секундой становилось все слабее, пока через несколько минут Единорог не зафиксировал последний вздох.
Секундомер начал обратный отсчет.
Казалось, секунды растягиваются, а ход времени замедляется. Ощущение, что стрелка бежит слишком медленно, заставляло задерживать дыхание в страхе, что она остановится навечно. В комнате повисла мертвая тишина.
Как только стрелка пробежала круг. Единорог отбросил секундомер и начал реанимацию, стараясь беречь силы. Самуил переместился и сел напротив, чтобы контролировать пробуждение Максима.
Через пятьдесят одну минуту, заместитель откинулся назад и навалился на диван.
— Он… он… дышит… Черт! Никогда такого не видел!
Самуил осторожно поднес палец к носу парня. Максим ровно дышал.
— У него получилось…
— Прости, но сейчас я буду ругаться по-иностранному…
Единорог, тяжело дыша, махнул ему рукой и улыбнулся:
— Валяй. Я бы и сам не прочь…
Самуил вскочил на ноги и разразился отборными корейскими ругательствами. Когда поток слов иссяк, он снова плюхнулся на пол и от души рассмеялся.
— Черт, это фантастика! Тот старикашка — реальный гений. Никто не поверит нашим сказкам! — Самуил схватился за голову и взъерошил волосы. — Он был мертв пятьдесят минут?
— Пятьдесят! Одну! Минуту! — Единорог с довольной улыбкой посмотрел на парня, лежащего неподвижно на полу, и облегченно вздохнул.
Максим кричал. Кричал на свое отражение в зеркале.
— Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу тебя!
Замахнувшись, он ударил по нему кулаком, оставив кровавый отпечаток на стекле. Затем опустил голову и тяжело вздохнул. Контроль больше не помогал ему. Подняв глаза, парень увидел свое расколотое на множество осколков лицо и застонал. Ощущение бессилия душило все его существо.
— Все равно ненавижу… — Его шепот был еле слышен.
— Кого ты ненавидишь?
Он резко обернулся.
— Алиса… Алиса? — В голосе парня звучала паника.
Максим удивленно скосил глаза на дверь. Неужели все это время она стояла там? Он поймал ее взгляд. Знакомая пустота в глазах разозлила его и вернула к реальности.
— Снова это выражение… безразличие… снова!
Девушка улыбнулась, но только губами, и, подойдя к нему, накрыла щеки ладонями.
— Тогда меня? Меня ты должен ненавидеть больше всех…
Его пальцы сжали ее запястья.
— Уходи!!!
Отвернувшись, он оперся руками о раковину и поднял глаза к зеркалу. Из каждого осколка на него смотрело множество глаз… множество его наполненных безысходностью глаз. Максим смотрел на скривившиеся в ухмылке губы и спадающие на побелевшее от злости лицо волосы неестественного оттенка и чувствовал сейчас, как ненависть испепеляет его изнутри, приводя в неистовство.
За спиной хлопнула дверь. Алиса ушла, как он и просил.
Кулаки сжались против воли, а на глазах выступили слезы. Смотря на свое разбитое отражение, он вдруг зарыдал, как ребенок, потерявший любимую игрушку. Сил не осталось даже на то, чтобы поднять руки и вытереть эту обжигающую щеки влагу, разъедавшую их солью.
«Она больше не вернется… никогда…»
А он так и не успел сказать, как она дорога ему, и как он виноват. Не сказал, что ненавидит не ее… Ненавидит себя, только себя… Катя, Капитан, Дракон, Финансист, племянник Самуила и Алиса пострадали по его вине… Потому что пять лет назад его заботила только собственная жизнь…
— Ааааа! Ненавижу! Я ненавижу себя, не тебя!!!
Сквозь слезы Максим уже не различал даже свое отражение. Из последних сил он поднял кулак и со всей силы, на какую оставался способен, снова ударил по зеркалу. А потом еще, и еще, и еще…
И в момент, когда он начал заваливаться
