Мы подвели "Суварну", спустили лодку и под моим руководством подгребли к останкам гидроаэроплана. Его незадачливый владелец выпустил мощный клуб дыма и, одобрительно махая рукой, прокричал нам приветствие. Но, не успел он закрыть рта, как поднялась огромная волна, захлестнув груду обломков клубящейся и бурлящей пеной, и прошла дальше. Когда, успокоив лодку, мы снова посмотрели туда, на этом месте ничего не было: ни обломков, ни человека.
Рeзкий рывок наклонил лодку набок, слева от меня две мускулистые руки ухватились за борт лодки, и между ними показалась голова с облепившими ее черными мокрыми волосами. На меня уставились два блестящих голубых глаза, в глубине которых притаилась лукавая смешинка; высокая гибкая фигура осторожно подтянулась через банку лодки и уселась, отряхиваясь, у моих ног.
- Премного обязан, - сказал появившийся из моря человек, - Я так и знал, что кто-нибудь, уж будьте уверены, появится, коли Баньши О'Кифов не дает о себе знать.
- Кто-кто? - переспросил я в полном изумлении.
- Баньши О'Кифов... Ларри О'Киф - это я. До Ирландии, конечно, далеко, но нашу баньши не смутит никакое расстояние, если уж мне пришла пора сыграть в ящик.
Я снова поглядел на своего удивительного подопечного. Он выглядел абсолютно серьезным.
- У вас не найдется сигаретки? А то мои все вышли, - сказал он, усмехнувшись, протянул за сигаретой мокрую руку и закурил.
Я увидел худое интеллигентное лицо, несколько воинственное выражение которого, придаваемое ему нижней челюстью, смягчалось печальным изгибом губ и открытым взглядом голубых смеющихся глаз с проказливой искоркой, притаившейся на самой глубине, породистый нос с легким намеком на горбинку, высокую, гибкую, но крепко сбитую фигуру, наводящую на мысль о клинке хорошо закаленной стали, форму лейтенанта воздушных сил королевского флота Великобритании.
Он засмеялся, протянул ладонь и крепко пожал мне руку.
- Вы даже не представляете, как я рад, старина, - сказал он.
Я полюбил Ларри О'Кифа с самого начала, но, я и помыслить не мог, когда сидел с ним в лодке и слуги-тонганцы везли нас на "Суварну", как эта симпатия, закаленная в испытаниях, о которых тогда не подозревали ни я, ни он, ни вы - те, кто сейчас читает эту книгу, перерастет в крепкую мужскую дружбу., нет, я и мечтать не мог.
Ларри, Ларри О'Киф, где ты сейчас со своими лепрекоунами и баньши, со своим ребячливым сердцем, смеющимися голубыми глазами и бесстрашной душой? Увижу ли я тебя когда-нибудь снова, Ларри О'Киф, которого я полюбил, как младшего брата?
Ларри!
ГЛАВА 7 ЛАРРИ О'КИФ
С трудом удерживаясь от вопросов, так и вертевшихся у меня на языке, я представился Как ни странно, выяснилось, что Ларри знает меня, вернее, знаком с моими трудами. Он приобрел только что изданный томик моих работ, посвященных изучению уникальных растений, произрастающих на специфической почве, которая образовалась в результате вулканической деятельности: смеси дробленной лавы и пепла. Я дал книжке - несколько опрометчиво, как я сейчас понял, - название "Флора кратеров". Из наивного объяснения Ларри следовало, что он купил эту книжку, думая, будто это совершенно особый сорт литературы... что-то вроде сборника новелл, наподобие "Дианы перекрестков", который ему страшно нравился.
Он как раз закончил свои объяснения, когда мы причалили к борту "Суварны", и я был вынужден сдерживать свое любопытство, пока мы не поднимемся на палубу.
- Эта хреновина, с которой вы меня сняли, - сказал он, поклонившись маленькому шкиперу в знак благодарности за свое спасение, - все, что осталось от одного из лучших маленьких гидроаэропланов Ее Величества после того, как циклон отшвырнул его, как старую рухлядь. А кстати, где мы сейчас находимся?
Да Коста объяснил ему по солнцу наше приблизительное местоположение.
О'Киф присвистнул.
- Добрые три сотни миль от того места, где я покинул "Дельфин" - часа четыре назад, - сказал он. - Этот шквал, на котором я прокатился, шустрый малый, ничего не скажешь. "Дельфин", это наш военный корабль, - продолжал он, хладнокровно освобождаясь прямо у нас на глазах от промокшей одежды. Мы направляемся в Мельбурн. Мне страшно захотелось прошвырнуться и поглазеть на местные красоты. А тут, откуда ни возьмись, шарахнул ветер, нодхватил меня под микитки и заставил нрогуляться вмеете с ним. Час назад я решил, что у меня есть шанс, сделав "свечку", избавиться от назойливого приставалы. Я развернулся, но тут - хрясь! - треснуло мое правое крыло, и я грохнулся вниз.
- Я не знаю, можем ли мы поставить в известность ваш корабль, лейтенант О'Киф, - сказал я. - У нас нет радиосвязи.
- Доктора Гудвин, - подал голос да Коста, - мы могли бы поменяй наш курс, сайр... или как?
- Ни в коем случае, - вмешался О'Киф. - Один Бог знает, где теперь "Дельфин". Воображаю, как они рыщут окрест, выглядывая меня. Во всяком случае, сейчас у них ровно столько же шансов нарваться на вас, как если бы вы отправились на их розыски. Возможно, нам как-нибудь удастся связаться с ними по радио: вот тогда я попрошу вас об этой услуге.
Он помолчал.
- Между прочим, куда вы направляетесь? - спросил О'Киф.
- На Понапе, - ответил я.
- Там нет радиосвязи, - задумался О'Киф. - Жуткая дыра. Мы заходили туда за фруктами неделю назад. Туземцы, по-моему, перепугались до смерти: то ли при виде нас, то ли еще от чего-тоКуда вы потом пойдете?
Да Коста исподтишка метнул на меня взгляд. Мне это не понравилось.
О'Киф заметил мою нерешительность.
- О, - сказал он, - прошу прощения.. Мне, повидимому, не следовало бы задавать этот вопрос.
- Это не секрет, лейтенант, - ответил я. - Мне надо провести кое-какие исследования, связанные с раскопками развалин на Нан-Матале.
Произнося название места, я быстро взглянул на португальца. Бледность расползлась у него по лицу; он опять, отвернувшись, сотворил крестное знамение, причем бросил испуганный взгляд в сторону севера.
Я подумал, что надо бы не забыть спросить у него, когда представится удобный случай, что все это значит.
Да Коста отвел взгляд от моря и обратился к О'Кифу:
- Здесь нет ничего подходящий вам, лейтенант.
- О капитан, меня устроит любая тряпка, лишь бы прикрыть наготу, сказал О'Киф, и они ушли вместе в каюту да Косты.
Уже сильно стемнело. Проводив их взглядом, я прошел к своей каюте, осторожно приоткрыл дверь...
прислушался. Халдрнксон дышал ровно и глубоко.
Я вытащил электрический фонарик и, прикрывая рукой глаза от яркого света, осмотрел норвежца.
Глубокий ступор, в котором он находился под действием наркотика, сменился уже близким к нормальному сном. Язык утратил прежнюю сухость и черноту; секреция полости рта происходила так, как положено. Вполне удовлетворенный состоянием больного, я вернулся на палубу.
