Элайн зевнула и поцеловала Флэндри.
— Теперь лучше поспать, — сказала она. — У нас впереди пара нелегких деньков.
Но Флэндри не мог уснуть. Прислушавшись к ровному дыханию Элайн, он встал и вышел на балкон. Новость была слишком ошеломляющей. Так, значит — Империя, неуклюжая равнодушная Империя, может нанести такой удар и надеется, что ей это сойдет?!
Внизу, в саду, капитан заметил движение. Тускло-красный лунный свет упал на высокую фигуру, шагавшую между двумя мерсейскими телохранителями. Айхарайх!..
Флэндри вздрогнул от испуга. Херейонит взглянул наверх — и Флэндри увидел грустную улыбку на лице телепата. Он знал.
В следующие два дня Флэндри пришлось работать так, как никогда прежде. Конечно, это не означало, что капитану достались большие физические нагрузки — нет, он занимался плетением сетей вокруг Сартаза, дабы никто из мерсейцев не мог получить у того личной аудиенции и чтобы он не умчался вдруг из столицы в очередное внезапно придуманное путешествие. И еще нужно было подготовить к предстоящим событиям тех жителей Бетельгейзе, которые продались Терранской Империи, и…
Все это держало нервы капитана натянутыми до предела. Да к тому же, в добавление к прочим трудностям, что-то происходило с ним самим: мысли частенько путались, и у него появилась странная склонность принимать все подряд за чистую монету. Что случилось?..
Айхарайх, под каким-то предлогом, исчез наутро после откровений Элайн. Он явно задумал нечто дьявольское, готовя встречу терранам, но тут уж Флэндри ничего не мог поделать. По крайней мере Айхарайх не мешал Элайн заниматься ее делами.
Флэндри знал, что флот мерсейцев не успеет добраться до Бетельгейзе к тому времени, когда приземлится эскадра Терры. Да и невозможно было бы скрыть где бы то ни было огромные военные силы так, чтобы их не обнаружили враги. Как надеялась проделать этот фокус Терра, Флэндри и вообразить не мог. Он подозревал, что оккупировать Альфзар будет не слишком большая эскадра… хотя это делало всю затею еще более рискованной.
Напряжение нарастало, часы медленно тянулись один за другим. Элайн шла своим путем, без конца совещаясь с генералом Бронсоном — этого терранина из вооруженных сил Бетельгейзе девушка давно прибрала к рукам. Возможно, он сумеет дезорганизовать местный космический флот в момент вторжения Терры?.. Мерсейские вельможи явно знали все, что было известно Айхарайху; они смотрели на представителей земного человечества с неприкрытой ненавистью, но не делали ни малейших попыток предостеречь Сартаза. Возможно, они считали, что им все равно не прорваться сквозь стену подкупленных капитаном официальных лиц… но куда больше похоже было на то, что Айхарайх предложил им лучший план. И в мерсейцах вовсе не ощущалось того нараставшего ожидания поражения, которое постепенно захватило Флэндри.
Он чувствовал себя так, словно барахтается в паутине, сплетенной гигантским пауком, словно пытается продраться сквозь серые липкие нити, но они заклеивают глаза, душат, и отпихнуть их невозможно… Изможденный, издерганный, Флэндри кое-как протянул два дня.
Он отыскал на карте долину Гуназар. Там никто не жил, это было уединенное, далекое логово ветров и драконов, отличное местечко для тайной высадки — но о какой тайной высадке могла идти речь, если Айхарайх знал все и явно готовился к встрече?
— У нас не слишком-то много шансов, Элайн, — сказал капитан девушке. — По сути, вообще ни одного.
— Но нам остается лишь продолжать. — Элайн выглядела куда более жизнерадостной, чем Флэндри, и как будто даже становилась все веселее с течением времени. Она нежно погладила волосы Флэндри: — Бедный Доминик, нелегко тебе приходится.
Огромный светлый диск опустился за горизонт — закончился второй день, и нынче ночью наступит решительный миг… Флэндри явился в большой конференц-зал и обнаружил, что там почти пусто.
— Где же мерсейцы, ваше величество? — спросил он Сартаза.
— У них какие-то особые дела, — огрызнулся правитель. Сартаз был явно недоволен бесконечными интригами, плетущимися вокруг него; он не мог о них не догадываться.
«Особые дела… О всемогущие боги!»
Вошли Элайн и Бронсон и официально приветствовали правителя.
— С вашего позволения, ваше величество, — сказал генерал, — мне бы хотелось продемонстрировать вам нечто весьма важное, что произойдет в ближайшие два часа.
— Да-да, — пробормотал Сартаз и удалился, всей фигурой своей выражая негодование.
Флэндри сел и опустил голову на руки. Элайн мягко коснулась плеча капитана.
— Устал, Доминик? — спросила она.
— Да, — ответил Флэндри. — Я себя чувствую просто отвратительно. Даже думать не могу все эти дни.
Элайн сделала знак рабу, и тот подал кубок.
— Это поможет, — сказала девушка.
Флэндри заметил в ее глазах слезы. Что случилось?..
Он бездумно проглотил напиток. Капитана словно ударили под ложечку, он задохнулся и ухватился за подлокотники кресла.
— Какого черта…
Но влага уже растекалась по жилам — и внезапная легкая прохлада охватила нервы и мозг Флэндри. И такая же легкая нежная прохлада шла от руки Элайн, легшей на лоб капитана — утешающая, нежная…
И дарящая ясность!
Флэндри вскочил. Он вдруг увидел всю нелепость происходящего — всю гротескную абсурдность, всю ужасающую нелогичность нагроможденной лжи!
Империя не могла подвести мощные военные силы к Бетельгейзе так, чтобы об этом не узнала Мерсейя. Просто не могло существовать нового энергетического экрана, о котором Флэндри ничего не слышал. Фенросс никогда не предложил бы такого фантастического плана, как оккупация столицы Бетельгейзе, разве что в совершенно безнадежной ситуации…
И он не любил Элайн. Да, она была храброй и прекрасной женщиной, но он не любил ее.
Но ведь это было. Еще три минуты назад его мучила отчаянная любовь…
Затуманенным взглядом Флэндри смотрел на девушку и прозревал невероятную правду. Элайн кивнула — серьезно, грустно, не обращая внимания на слезы, сползающие по ее щекам. Губы девушки прошептали едва слышно:
— Прощай, самый дорогой…
В конференц-зале установили огромный телеэкран и перед ним — ряды кресел для знатных альфзарцев. Бронсон потрудился также расставить вдоль стен охрану из людей, которым он доверял — длинные ряды сверкающей стали лат и бесстрастных голубоватых лиц; это были фигуры молчаливые и неподвижные, как колонны, поддерживающие высокий потолок.