– А где они сейчас, ваши отец и мать?
– Их давно нет в живых, - сказал, помолчав, Синяев. - Несчастный случай, так, по крайней мере, мне объяснили. Это произошло пятнадцать лет назад.
Они долго молчали.
– И вы никогда не были на Земле?
– Нет.
– Никогда не видели других землян?
– Никогда.
– И так легко ушли с "Земляники"?
– Почему же легко? - сказал Синяев. - Но что делать, здесь я нужнее. Так я считал. И люди здесь, в общем, ничем не хуже. Но теперь… Вы же знаете, планете угрожает опасность.
– Серьезная?
– Смертельная. Пострашнее атомной войны.
– И что вы будете делать?
– Скорее всего, ничего.
– Почему?
– Вероятно, борьба бесполезна. Поэтому рекомендовано отсюда уйти.
– Рекомендовано?
– Да. А что вам не нравится?
– Мне нравится все. Только…
– Почему вы замолчали? Говорите.
– Только там, в оранжереях, - сказал Николай Бабич, - я вам завидовал. Я думал… Думал, что вы самый свободный человек во Вселенной…
Здесь их разговор прервался, потому что они вышли за двери шлюза. Крыша над площадкой - если она была - оставалась невидимой, и казалось, что они стоят в пустоте, лицом к лицу с космосом, только непонятно, чем дышат. Под ними громоздилась планета, задрапированная облаками. На площадке уже стояли оба зубастых страшилища и бесплотное существо, похожее сейчас на древнегреческого титана. Потом оно раскрутило над головой лассо, сделанное из толстой белой веревки, и метнуло его в направлении облаков. Конец веревки скоро скрылся из виду, и сама она уменьшилась в диаметре, став наконец тоньше самой тонкой паучьей нити. Одно из страшилищ пристегнуло к паутинке несколько одинаковых овальных колец. Вокруг него возникла прозрачная серебристая оболочка, похожая на пузырь воздуха вокруг водяного паука. Не выпуская кольца из трехпалых ладоней, оно оттолкнулось ногой от края площадки и исчезло внизу. За ним последовало второе страшилище. Потом Синяев рассказал Николаю Бабичу, как пользоваться переправой, и он тоже полетел вниз. А потом, уже под облаками, ему вдруг показалось, что это сон…
Сейчас Николай Бабич брел по сугробам, оставляя за собой вереницу глубоких отпечатков. За десять лет работы штурманом он отвык ходить по снегу, ведь отпуск обычно приходился на лето, за зимой пришлось бы ехать в Южное полушарие, а в отпуске есть дела поважнее, чем гоняться за сугробами и метелями.
Он брел в снегу по колено, иногда проваливаясь глубже. Долина внизу манила его, как море. Он уже забыл, что эта планета - далеко не Земля. Он остановился, любуясь ландшафтом. Безмолвные снеговые пики парили в воздухе над горизонтом. Между ними и Николаем Бабичем синела яма ущелья. Сквозь толстый воздушный слой оттуда просвечивала зелень. Край снежного щита был теперь совсем близко. Поверхность снега здесь обледенела, кое-где он подтаял до камня. Николай Бабич глубоко вдохнул морозный воздух и вдруг увидел людей.
Их было человек десять, они поднимались навстречу ему из долины. Склон здесь был крутой, они шли, сильно наклоняясь вперед, и их лиц пока не было видно. За плечами у них возвышались тяжелые вещевые мешки. На шее у самого первого висел предмет, похожий на автомат. Обе его руки лежали на автомате, оттягивая голову книзу.
Группа людей приближалась. Они еще не видели Николая Бабича. Они смотрели себе под ноги, чтобы не оступиться в грудах камней, оставленных подтаявшим краем ледника.
Они шли удивительно ровно, в затылок друг другу, и тот, что шагал впереди, заслонял собой остальных. Они шли извивающейся в вертикальной плоскости змейкой по берегу ручья, вытекавшего из-под ледника. Приблизившись к краю снежного щита, они остановились, их строй распался, они встали полукругом и теперь совещались, как им идти дальше.
Они показывали друг другу на скалы за спиной Николая Бабича. Его самого они пока не замечали, потому что он стоял неподвижно. Все они были одеты в одинаковую одежду: облегающие брюки темного цвета и светлые куртки с капюшонами. Их глаза скрывались за черными очками. На груди у вожака болталось оружие, но не автомат, а что-то вроде укороченного ружья. Такие же ружья свисали с плеч остальных. Некоторые держали в руках предметы, похожие на ледорубы.
Они стояли компактной группой, показывая пальцами на утесы, и о чем-то вполголоса совещались. Ветер дул с гор, в спину Николаю Бабичу, и уносил слабые звуки их голосов. Они были похожи на людей, правда, их лица наполовину закрывали большие темные очки для защиты от блеска снега, очень яркого, когда солнце выходило из облаков.
Они казались все на одно лицо, похожими как близнецы, когда стояли кружком, вполголоса совещаясь и показывая пальцами на утесы. Они напоминали альпинистов, собравшихся покорить какую-нибудь непокоренную вершину. Вот только зачем им ружья?
Николай Бабич вспомнил о птице, которая недавно пролетела над его головой, направляясь к скалам. Наверное, на таких птиц они и собирались охотиться.
Они совещались у кромки ледника, на фоне сине-зеленой долины, как им лучше подняться в горы. Они мысленно прокладывали маршрут с конца, с вершины большого утеса, и опускались мысленно все ниже и ниже, и руки их уже не задирались в небо, а вытягивались параллельно склону.
Когда они, наконец, заметили Николая Бабича, ему показалось, что это получилось у них одновременно. Не было такого, чтобы один из них увидел его, закричал, и глаза всех остальных повернулись к нему. Нет, сейчас они смотрели на него, перестав разглядывать утесы, будто уже давно знали о его присутствии, а теперь просто решили все вопросы, связанные с подъемом, и перешли ко второму пункту повестки дня.
Они разглядывали Николая Бабича сквозь черные очки, приветливо махали руками - он на это ответил - а когда он сделал движение, чтобы спуститься, кто-то из них громко крикнул на своем мелодичном языке, который Николай Бабич выучил сегодня во сне:
– Оставайся на месте, приятель. Мы сами к тебе поднимемся.
Они снова построились в колеблющуюся колонну и двинулись к нему, продолжая прерванное движение. Они вступили в полосу снега, начинавшуюся недалеко от Николая Бабича, и шли теперь прямо к нему по обледенелому насту, а он стоял неподвижно, еще не зная, что его ожидает.
Вереница вооруженных людей пробралась между массивными валунами и вышла на открытое место. Здесь они снова рассыпались в полукруг и остановились, глядя на Николая Бабича. Их было восемь. Они одновременно сняли черные очки, - видимо, в знак приветствия - и молча стояли, разглядывая его, как заморское диво. Некоторые что-то жевали. Лица у них были вполне человеческие, восточного типа, темные глаза настороженно смотрели на Николая Бабича. Но губы уже расплывались в улыбках. Видимо, это был очень приветливый, добродушный народ. Однако первое слово принадлежало вожаку.
