Я сидела в саду и пела. Я пела о тебе, о том, что ты значишь для меня и зачем боги послали мне встречу с тобой. Это так очевидно! Ты — подарок, огромный подарок, за который я вечно буду им благодарна. На мое пение откликнулось два молодых человека, они прошли в сад и стали разговаривать со мной.
Прежде я никогда с ними не встречалась. Я не знаю, кто они и почему пришли говорить со мной. Один был похож на грека, другой — на перса. Их речь была странной, словно они только что приехали в Рим и не знают наших порядков. Но они сказали мне одну очень важную вещь.
Они сказали мне, что страдание и счастье расположены в разных сторонах света. Что жизнь кажется человеку дорогой между ними. Но это неправильно, потому что, на самом деле, это две разные дороги. Одна ведет к счастью, другая — к страданию. И каждый человек сам выбирает свою дорогу, сам выбирает путь, по которому ему предстоит идти.
И когда я услышала это, я поняла, что всю жизнь ты рассказывал мне именно об этом. И я поняла, что настало время моего выбора. Я должна выбрать свою дорогу. Дорогу страдания выбрать легко, и с детства мы приучены идти именно этой дорогой. Но мы не обязаны делать это. Это наш выбор. И теперь я его сделала.
Я иду к счастью, Максимилиан. И что бы ни случилось с нами, какие бы страдания ни приготовила нам судьба, я не сойду с этого пути. Я знаю счастье любви, и я ни за что не отрекусь от него, никогда не забуду о нем. Оно во мне, оно — это я.
Не бойся за меня, мой любимый. Я мечтаю, что ты сможешь гордиться мной.
С нежностью и благодарностью сердца, вечно твоя Анития».
Максимилиан плакал, исполнившись необыкновенной силой. Выбрать дорогу к счастью…
У нас на руках было две задачи с двумя неизвестными.
Задачи связаны друг с другом — мы должны найти Третью Скрижаль Завета и помочь Ане.
Но мы не знаем, какая опасность угрожает девушке и как откроется скрытая в ней скрижаль. В том, что Ане угрожает опасность, мы не сомневались. Тьма уже заявила о себе и будет атаковать ее дальше. Она чуть было не довела девушку до самоубийства.
И, по всей видимости, это только начало.
Посовещавшись с Данилой, мы решили навестить в больнице загадочного «учителя танцев».
Аня любила Максима, и расставание с ним было для нее равносильно смерти. Так что все тут как-то друг с другом связано…
* * *
Мы представились коллегами Максима, и нас благополучно пропустили к нему в палату. Видимо, строгий запрет на посещение касался только Ани. Узнать «учителя танцев» было нетрудно.
Этот писаный красавец лежал на больничной кровати с закрытыми глазами. Приблизившись к нему, мы заметили, что хотя его глаза и закрыты, они активно двигаются, а губы шевелятся, словно он с кем-то разговаривает.
— Спит? — тихо спросил меня Данила.
Максим открыл глаза и странным, неловким движением буквально отпрянул от нас. Прижавшись спиной к стене, он обхватил голову руками и стал нервно переводить взгляд то на меня, то на Данилу.
— Не спит, — ответил я.
Мы уже были наслышаны о неком сенаторе Максимилиане, императоре Нероне, предстоящих казнях тысяч христиан и необходимости спасти некую Анитию. Бывает, что люди сходят с ума, случается. А если в их мозгу происходит какой-то патологический процесс, то это и вовсе не удивительно. О чем с ним говорить? Такой доведет до самоубийства кого угодно…
— Я понимаю, что моя просьба выглядит странно, — сказал Данила. — Но, пожалуй ста, не бойтесь нас. Мы не хотим причинить вам никакого вреда.
— Вы психиатры? — Максим действительно выглядел испуганным.
— А что, похожи? — улыбнулся Данила.
— Кто вы?! — судя по всему, мы все-таки напоминали ему психиатров.
— Я — Данила, а это мой друг — Анхель. Вообще-то, я уже собирался ткнуть Данилу в бок и намекнуть на необходимость спокойно и деликатно покинуть помещение. Ну действительно, о чем можно разговаривать с этим полоумным? И Ане с ним встречаться не нужно — какой смысл? Парень явно не в себе! Но Данила выглядел спокойным и доброжелательным, словно с его собеседником все было в полном порядке.
— Что вам от меня нужно?! — больной не унимался.
— Послушай, Максим, я очень хочу тебе помочь. Расскажи мне, что с тобой сейчас про исходит. — Данила и не собирался терять самообладания.
— Я так и думал — вы психиатры! — закричал Максим.
— Нет, я спрашиваю, как твои ноги. Физически ты, вообще, как? Танцевать будем? — Данила говорил с ним так же, как если бы общался сейчас со мной, хотя мне казалось, что с этим субъектом лучше говорить, как с трехлетним ребенком.
На этот вопрос Максим отвечать не стал. Он зло скинул с себя одеяло, продемонстрировав нам свои скрюченные судорогой ноги. Потом с силой оттолкнулся от поверхности кровати, развернулся корпусом на девяносто градусов, буквально выбросил ноги в сторону прохода и прыгнул на них. На мгновение его тело зависло в воздухе и тут же с грохотом повалилось на кафельный пол.
* * *
— Ну, что ты как дурак себя ведешь! — Данила сел рядом с Максимом на корточки, посмотрел ему в глаза, потом подхватил двумя руками и одним движением водрузил обратно на кровать. — Вижу, хреново. Но хуже всего, что ты расклеился.
Данила сказал это с такой неподдельной заботой, что глаза Максима, как мне показалось, увлажнились от слез. Не желая демонстрировать нам свое отчаяние, он отвернулся и уставился в стену. Данила подсел к нему на кровать и стал говорить:
— Ты можешь мне не верить. Можешь вообще думать обо мне все, что тебе заблагорассудится. Но я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Всю жизнь ты хотел танцевать, а теперь — на тебе! Тело не слушается, и ничего с этим не поделать. Можно только принять. Но как?! Ты не хочешь быть калекой. Для тебя нет жизни без танца.
Любой человек на твоем месте испытал бы отчаяние. Любой. А тут еще и твое сознание выходит из-под контроля. Тебя посещают видения, тебе кажется, что ты — это не ты. И то, что вокруг тебя, — мираж или сон. Вообще, все что угодно, только не реальность. Итак, что мы имеем? Сумасшедшего калеку. Хорошенькое дело! А еще полгода назад все было совсем по-другому. Совсем. Все спорилось, все удавалось, а главное — ты мог танцевать. Я правильно излагаю? Правильно.
Но неужели ты думаешь, что твоя боль — это только твоя боль? А что, ты думаешь, чувствует те, кто тебя любит, кому ты дорог? Им не больно? Они не испытывают отчаяния? Я не встречался с твоими учениками. Но я знаю, что Аня уже трижды пыталась покончить с собой. Тебе, правда, на это наплевать?! Максим повернулся к Даниле и внимательно посмотрел на него. Он словно спрашивал: «Ты правда так думаешь?» На что Данила и ответил: — Я, правда, так думаю, Максим. Правда. И еще я хочу, чтобы ты понял две важные вещи. Во-первых, то, что ты расклеился, твоему выздоровлению никак не способствует, даже наоборот. А во-вторых; когда ты думаешь не о себе, а о других людях, то собственные страдания пережить значительно проще.
