— Из-за отца, конечно. Если отец узнает об этом, он умрет. Он боится за меня и к тому же убежден, что я создана исключительно для науки.
— А вы сами? В чем вы убеждены?
Уна вздохнула:
— Извините, Павел Петрович, но это уже к делу не относится.
— Пожалуй, — согласился Щербаков, — А давно вы у «мстителей»?
— Три года, — нехотя ответила Уна.
— Значит, вас всего пятеро?
— Да. Сейчас пятеро.
— Вы пробовали затронуть эту тему с отцом?
— Когда мне было шестнадцать лет, об этом и говорить было нечего, отца бы сразу хватил удар. А недавно, когда я затронула эту тему, он так накричал на меня… После этого мы разошлись. Целый месяц он жил без меня. Он же обидчивый, как… — Уна не договорила.
Трещит костер. Обугленные сучья изредка вздрагивают, догорая, выбрасывают искры, стреляют. После этого в темноте, в струе теплого воздуха возникают, плывут, кружатся оранжево-лиловые блестки. Они быстро тают, но после короткого перерыва вслед за ними летят новые. Несмотря на все уговоры и предупреждения, что где-то рядом могут быть и резидент и Сигэцу, ночевать в ракетолете Уна категорически отказалась. Сказала, что привыкла спать на открытом воздухе и изменять своей привычке не собирается. Мы договорились дежурить по очереди: Щербаков остался в ракетолете, я вытащил надувные матрасы и лег здесь. Джунгли, как и в ту страшную ночь, хохотали, выли, кричали.
И все-таки теперь я воспринимаю звуки джунглей Имметы по-другому. Уна покосилась на меня и заговорила:
— Хороший он у тебя, Щербаков. Какой-то открытый, доверчивый.
— Понимаю. — Некоторое время мы молчали. — Неужели на тебя не действуют эти звуки?
— Какие звуки?
Я кивнул на джунгли. Уна откинула волосы:
— Я ведь тут родилась. — Она усмехнулась, удивившись моей мысли. — Для меня это… Ну все равно что шум ветра. Плеск воды.
Уна некоторое время разглядывала тлеющий пепел костра. Я помедлил и вдруг сказал:
— Понимаешь, я не смогу оставить Иммету без тебя. И вообще, Уна, я не смогу без тебя.
Она посмотрела мне в глаза очень серьезно. В зрачках мелькнули искры:
— Знаешь, Влад, и я ведь не смогу без тебя.
Она не договорила что-то, а я ждал. Уна тронула палочкой пепел:
— Пойми, я не знаю, что делать.
— В чем дело, Уна?
— Ведь ты же не можешь остаться здесь, на Иммете? Вижу, не можешь. А я не могу улететь.
— Почему?
— Из-за отца. Он никогда не оставит Иммету. Из-за ксилла.
— Но ведь твой отец сможет заниматься ксиллом и в Сообществе? Причем именно там ему и нужно этим заниматься. Я уверен, ему, как минимум, дадут институт. Если не целый комплекс. Ты знаешь, что такое комплекс?
— Знаю. Но… Ну, во-первых, отец отвык от людей.
— Отвык — привыкнет. Потом его никто не будет заставлять жить в городе. Дадут коттедж, он и видеть никого не будет.
— Может быть, ты и прав, Влад. Только ты все это сам ему и объясни.
— И объясню — мне важно знать другое… — Я понимал: сейчас решалась моя судьба, и поэтому повторил: — Хочешь или нет?
Она вдруг разозлилась.
— Неужели ты еще не понял? И вот что, хватит лезть с расспросами.
Я хотел возразить что-то еще, но она отвернулась.
Разбудил меня писк. Сквозь сон я почувствовал: еще очень рано. Попытался отмахнуться от писка, заглушить его. Нет — зуммер пищал прямо под ухом, тонко, настойчиво, по-комариному. Вдруг я понял — это же авральный вызов, доносящийся из открытого люка ракетолета. Что-то случилось у Иана. Я вскочил, огляделся, пытаясь как можно скорее прийти в себя. Рассвело, костер погас; рядом, прижавшись щекой к матрасу, спит Уна. Тут же услышал голос Щербакова:
— Влад, Иан обнаружил Сигэцу. Немедленно вместе с Уной в ракетолет.
Я повернулся, увидел: Щербаков стоит в люке.
Когда аппарат уже плыл над джунглями, Щербаков взглядом показал на кресло, я сел рядом:
— Где Сигэцу?
— Иан сообщил, где-то рядом с ним. Он только что засек поле твоего излучателя.
— Интересно. Где же это поле было раньше?
— Вот и я об этом думаю. Включи бортовую.
Я повернул тумблер и тут же услышал голос Иана:
— Алло? Борт? Вы меня слышите?
Я отозвался:
— Слышим. Какие новости?
— Держу поле. Оно близко, километрах в трех,
— Почему не под тобой?
— А зачем? Так мы его спугнем. Пусть думает, что мы не знаем, где он.
— Твои предложения? — спросил Щербаков.
— Мои? — Иан помедлил. — А какие могут быть предложения? Высадиться с двух сторон и окружить его. Только осторожно. Там какие-то странные вещи происходят.
— Какие странные вещи?
— Что-то очень быстро он перемещается. Будто кто-то его переносит. Мои приборы никаких транспортных средств не фиксируют. А у него точки меняются, сами увидите.
— Хорошо. Подлетим — разберемся.
Я посмотрел на приборы: счетчики инерции показывают, как неуклонно сближаются аппарат Иана и наш ракетолет. Щербаков снизил высоту и скорость; теперь мы почти ползем метрах в двух над деревьями. Я подумал: что могут означать «странные вещи»?
Щербаков кивнул, я тут же увидел: на поисковом дисплее пляшет синусоида. Мой излучатель? Да, это его поле. Пока перемещений Сигэцу не видно, он с излучателем или излучатель без него на одном месте, километрах в пяти от нас. Я посмотрел на Щербакова:
— Павел Петрович? Начинаем?
— Вот что, Влад. И ты, Иан, слышишь меня?
— Слышу, — отозвался Иан.
— Не мне вам объяснять, какую опасность представляет излучатель в руках такого человека, как Сигэцу. Сейчас делим секторы: Иан начинает поиск с отметки десяти градусов, мы — здесь. Нам с Владом придется оставить машину: таким образом, подстраховываем возможный уход Сигэцу. Иан же на своем ракетолете действует мобильно, накрывая объект по нашему пеленгу. Сходимся синхронно, условно держа Сигэцу в центре. Связь сводим до минимума. Уна остается в ракетолете под нейтронной защитой. Всем помнить, что боевое излучение запрещено. Крайне важно захватить Сигэцу живым: в его руках жизни десятков людей. Все ясно? — Щербаков опустил машину. Я повернулся к Уне:
— Мы оставляем тебя здесь и включим нейтронную защиту.
Щербаков отдраил люк, улыбнулся Уне, спрыгнул.
Я показал Уне на пульт. Спрыгнув, увидел, что Уна закрыла люк. Щербаков ждал чуть В стороне, на свободном пространстве. Показал направление: «Расходимся, тебе, туда». Войдя в джунгли, некоторое время я шел, протискиваясь между стволами, потом начал прорубаться тесаком. Пеленгатор показывает, что до Сигэцу два с половиной километра, так что не услышит. И все же, пройдя метров пятьсот, я вдруг услышал взволнованный голос Щербакова: