— Что это?
— Глубочайшее лицемерие, на основе которого зиждется религия. Судите сами: ни одно существо не будет молиться, если оно обладает свободной волей. Будучи свободной, она свободна, неуправляема и непредсказуема. Поистине божественный дар. Необязательность делает возможной свободу. А что предлагают служители религии? Они говорят: «Превосходно, вы обладаете свободной волей, а теперь вы должны использовать эту свободную волю, чтобы стать рабами Бога и нашими заодно». Какое бесстыдство! Бог, который и муху не обидит, изображен этаким верховным рабовладельцем.
Да услышав это, каждое существо с душой должно взбунтоваться. Богу надо служить по своей воле или не служить ему вообще. Только таким путем ты сохраняешь верность себе и деру свободной воли, Богом данному.
— Думаю, что я понял вас, — сказал Кармоди.
— Возможно, я изложил это слишком сложно, — продолжал Модсли, — Но есть и более простая причина, достаточная, чтобы избегать религии.
— Какая же?
Стиль. Напыщенный, увещевающий, болезненно-слащавый, покровительственный, искусственный, скучный, насыщенный смутными образами или громкими лозунгами, пригодный только для чувствительных старых дам или малокровных детишек Нет, Бога я в церкви не найду, даже если и пойду туда У этого старого джентльмена слишком много вкуса и твердости, слишком много гордости и гнева. Не могу поверить, что он в церкви, и точка. А зачем я пойду туда, где Бога нет?
Пока Модсли конструировал машину для возвращения на Землю, Кармоди был предоставлен сам себе. Модсли мог работать только в полном одиночестве. Приз, по-видимому, снова погрузился в спячку, а младшие инженеры Орин и Бруксайд были туповаты и не интересовались ничем, кроме своей работы. Так что Кармоди не с кем было даже поговорить. Он очень скучал и, чтобы убить время, отправился на атомостроительную фабрику.
— Раньше все это делали вручную, — объяснял ему краснолицый мастер. — Теперь машинами, но схема та же. Сначала мы берем протон, присоединяем к нему нейтрон на патентованной энергосвязи мистера Модсли. После этого вставляем все прочее: мю-мезоны, позитроны — такого сорта пряники. И все дела.
— Протоны и электроны вы тоже делаете сами? — поинтересовался Кармоди.
— Ни-ни! Мистер Модсли не хотел возиться с этой мелочишкой. Все субатомное мы получаем от субподрядчиков.
— А на атомы золота или урана у вас много заказов?
— Не слишком. Чересчур дорого. Главным образом мы штампуем водород.
— Антиматерию тоже?
— Лично я никогда не видел в ней особого смысла, — сказал мастер. — Она же взрывается, когда входит в контакт с материей. Но мистер Модсли все-таки торгует ею. Антиматерию, конечно, делают на отдельной фабрике.
Кармоди ходил и ходил, пока у него не заболели ноги. Он твердил себе, что должен быть доволен. Вот он оказался у самого истока мироздания, там, где изготовляются атомы, где сепарируется антиматерия. Вот перед ним гигантская машина, которая экстрагирует космические лучи из сырого пространства, очищает их и закупоривает в громадные зеленые контейнеры. Позади термальный завод для ремонта старых звезд. Однако прогулка по фабрике Модсли вызывала у него такую же скуку, как в свое время экскурсия на сталелитейный завод в Индиане. И ту же волну угрюмого раздражения и тупого бунта ощущал он в коридорах Лувра, Прадо и Британского музея. И он подумал, что чудеса хороши только в малых дозах. Восхищение рождается только от удивления. Ему было стыдно, но он ничего не мог поделать. Человек везде остается самим собой, даже если его перенесли внезапно в Тимбукту или на альфу Центавра. И, будучи честен сам с собой, Кармоди откровенно признался себе, что с гораздо большим удовольствием катался бы на лыжах или скользил бы на паруснике возле адского моста, что у Таити, чем разглядывал все чудеса Вселенной.
«Видно, я не из породы Фаустов, — сказал он себе. — Все секреты Вселенной разложены передо мной, как старые газеты, а я мечтаю о раннем февральском утре в Вермонте и свежем пушистом снеге».
Сначала Кармоди стыдился, но под конец взбунтовался. Даже и Фауст не ходил все время по выставкам. Фауст сам высиживал свои открытия. Если бы Дьявол выдал ему все знания готовенькими на подносе, Фауст бросил бы науку и занялся альпинизмом или еще чем-нибудь в таком роде.
«Здесь мне открывают секреты Вселенной, — продолжал рассуждать Кармоди, — и я вижу, что их ценят чересчур высоко. Ведь стоит подойти поближе, и поймешь, что ничего чрезвычайного здесь нет. Вот так идут дела, и ничего сверх того».
Даже если это рассуждение и было неверным, оно, по крайней мере, утешало Кармоди. Но все равно он скучал. А Модсли все не находил решения. Время тянулось. У Кармоди сложилось впечатление, что для Модсли легче построить новую планету (за шесть дней, как известно), чем отыскать старую. И, понимая всю сложность дела, Кармоди тем не менее впадал в уныние.
В один прекрасный условно говоря день Кармоди осматривал лес, сделанный Орином и Бруксайдом по заказу приматов планеты Кете 11 взамен старого, разрушенного метеоритом. Новый лес был уже полностью оплачен, и обещали кругленькую сумму, если исполнение будет признано первоклассным.
Лес был перлом творения. Там имелись уютные лужайки для прогулок, осененные широколистными кронами с пестрым подлеском. Породы были незнакомые, но Кармоди, игнорируя различия, предпочитал именовать их по-земному. Были там и шумные ручьи, широкие, но не глубже трех футов, были миниатюрные болотца, мангровые рощи и кедры, магнолии и ивы, вольно перемежающиеся кокосовыми пальмами. Подальше от воды росли дикие сливы, вишни, каштаны, орехи, апельсины, финики и инжиры. Превосходнейшее место для пикников!
Юные приматы могли здесь гоняться вверх и вниз по прямоствольным вязам и сикоморам, играть в салочки на ветвистых дубах, качаться как на качелях на лозах винограда и плюща. А для старших были изготовлены гигантские секвойи, где удобно было дремать в вышине или играть в карты, подальше от детского визга.
Даже столь неискушенный наблюдатель как Кармоди, мог заметить, что в маленьком лесу создана простая, приятная и целесообразная экология. Были там цветы, и были нежалящие пчелы, чтобы опылять цветы и собирать нектар, и были забавные медвежата, чтобы воровать пчелиный мед. Были гусеницы, чтобы угощаться цветами, и ширококрылые птицы, чтобы угощаться гусеницами, и проворные рыжие лисицы, чтобы пожирать птиц, и большие медведи, чтобы пожирать лис, и приматы, чтобы пожирать медведей.
И так как приматы умирали тоже, то и они занимали свое место в лесном круговороте жизни и смерти. И это им даже нравилось, потому что они рождались с общественной жилкой. Приматы Кетса тоже умирали, их хоронили в лесу без гробов, с уважением и без лишней суеты, и тело их поедали черви, лисы, медведи и даже один или два вида цветов. Таким образом кетсиане тоже занимали важное место в лесном цикле экологии.
